Чарльз Диккенс - Статьи и речи

10 февраля 1855 г.

УЗНИКИ-БАЛОВНИ

Перевод Л. Шестаковой

Система одиночного заключения, в Англии впервые испытываемая в Образцовой лондонской тюрьме Пентонвиль *, требует от общества, как нам кажется, некоторого размышления и обсуждения. В этой статье мы намерены выдвинуть ряд, как нам кажется, серьезных возражений против такой системы.

Мы сделаем это с возможной сдержанностью и не будем полагать необходимым каждого, с кем мы расходимся во мнениях, считать подлецом, движимым низкими намерениями, которому под горячую руку может быть приписано самое беспринципное поведение. Чаще всего мы почти не верим случаям, когда в хороших людях все находят хорошим, а в плохих все плохим. В наш век процветает обширная категория лихих наездников, скачущих во весь опор по полю своей деятельности на любимых коньках и почитающих своим долгом во время этой скачки с препятствиями забрасывать своих противников комьями грязи и затаптывать конскими копытами самые скромные возражения и разумные доводы. Такая скачка происходит и вокруг нашего вопроса. Здесь есть свои лихие наездники, берущие препятствия, придерживаясь опасного принципа, что цель оправдывает любые средства, и не брезгующие никакими средствами, кроме разве правды и справедливости. Рассматривая здесь только английскую систему одиночного заключения, мы оставляем в стороне возражение против крайнем суровости этой меры, которое незамедлительно возникло бы, если бы дело хоть в какой-то степени касалось американского штата Пенсильвания. Ибо в то время, как в указанном штате такой приговор может быть вынесен на двенадцать лет, а Англии нельзя даже и думать больше, чем о годе; во всяком случае, никак не более чем о полутора годах. Кроме того, ученье и молитвы вносят относительное облегчение в судьбу заключенных, недоступное в Америке. Несмотря на то, что "лихим наездникам" величайшей ересью кажется предположение о том, что под действием продолжительного одиночного заключения узник может сойти с ума или обратиться в идиота: несмотря на то, что всякий, кто осмелился бы высказать такое предположение в Пенсильвании, рисковал бы прослыть охульником св. Стефана; * несмотря на все это, лорд Грей, обратившись к данному вопросу в своем недавнем выступлении в палате лордов на текущей сессии парламента и восхваляя систему одиночного заключения, сказал: "Где бы ни проводились добросовестные испытания этой системы, всюду обнаруживалось, что одним из самых больших ее недостатков является тот факт, что применение ее в течение продолжительного времени чревато опасностью для заключенного и что человеческая природа не может переносить одиночное заключение дольше определенного срока. По единодушному утверждению авторитетных врачей, если этот срок превышает двенадцать месяцев, состояние здоровья заключенного, как умственное, так и физическое, требует пристального и неослабного внимания. Установлено, что восемнадцать месяцев являются предельным сроком подобного наказания, но не рекомендуется, как правило, выносить приговор на срок больший, чем двенадцать месяцев". Принимая это во внимание и учитывая, кроме того, что предстоящий больший или меньший срок одиночного заключения и все возникающие в связи с этим опасения, несомненно, оказывают влияние на психику узника с самого первого часа его пребывания в тюрьме, мы согласны считать обвинения в излишней суровости американской системы не имеющими силы для Англии.

Прежде всего мы предполагаем рассмотреть эту систему с точки зрения того колоссального противоречия, которое она порождает в таких условиях, как английские.

Мы имеем в виду физическое состояние заключенного в тюрьме по сравнению с состоянием трудящегося человека или неимущего вне ее стен. Затем мы попытаемся выяснить обстоятельства и предоставим нашему читателю возможность решить самому, настолько ли эффективно добиваются при этой системе подлинного, действительного раскаяния, чтобы это могло оправдать упомянутое колоссальное противоречие. Если, в конце концов, мы решим, что имеется меньше возражений против системы совместного заключения, при которой запрещены разговоры, - то не потому, что теоретически считаем его достаточно эффективным наказанием, но потому, что это наказание весьма строгое, поддающееся разумному административному надзору, более дешевое, не создающее такого разительного и нежелательного контраста и не рассчитанное на то, чтобы баловать заключенного, льстить его самолюбию и раздувать в нем сознание важности собственной персоны. Мы не знакомы ни с одной системой наказания подобной суровости, которую могли бы считать исправительной, за исключением примечательной системы капитана Макконохи *, бывшего губернатора острова Норфолк, которая обязывает заключенного самостоятельно принимать решения и вносить самоотречение в свое каждодневное тюремное поведение; причем приговор выносится не на определенный срок, а на выполнение определенной работы при соблюдении известных норм поведения. Некоторые подробности системы капитана Макконохи вызывают у нас сомнения (так, абсолютное молчание нам не представляется необходимым); но в основном мы считаем, что она зиждется на здравых и разумных принципах. Из работ архиепископа Уотли * мы видим, что его глубокий и острый ум признает эти же принципы.

Сопоставим прежде всего недельный рацион узников Образцовой тюрьмы в Пентонвиле с питанием обитателей того работного дома, который как будто бы является ближайшим к ней - а именно, работного дома прихода св. Панкраса. В тюрьме каждый мужчина получает еженедельно двадцать восемь унций мяса. В работном доме каждый работоспособный взрослый получает восемнадцать. В тюрьме каждый мужчина получает еженедельно сто сорок унций хлеба. В работном доме каждый работоспособный взрослый получает девяносто шесть. В тюрьме каждый мужчина получает сто двенадцать унций картофеля. В работном доме каждый работоспособный взрослый получает тридцать шесть. В тюрьме каждый мужчина получает пять с четвертью пинт жидкого какао (приготовленного из хлопьев или из молотых бобов какао), четырнадцать унций молока и сорок две драхмы черной патоки. И, кроме того, семь пинт каши, подслащенной сорока двумя драхмами черной патоки. В работном доме каждый работоспособный взрослый получает четырнадцать с половиной пинт овсяной каши на молоке. Никакой другой каши он не получает, и какао тоже. В тюрьме каждый мужчина получает три с половиной пинты супу. В работном доме каждый работоспособный взрослый мужчина получает четыре с половиной и сверх того пинту тушеной баранины с луком и картофелем. Если прибавить к этому семь пинт пива и шесть унций сыру, получим все, что может противопоставить человек, проживающий в работном доме, питанию заключенного в тюрьме, который пользуется неизмеримо большими преимуществами во всех других указанных нами отношениях. Жилье в работном доме куда хуже, чем у заключенного, о дороговизне содержания которого мы предполагаем говорить ниже.