Чарльз Диккенс - Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы XXVII-LIV)

- Совершенная правда, - сказал Тигг. - Я хотел только заметить, что вы слишком проворны и ловки для нашего приятеля. Он робок, где ему справиться с таким человеком, как вы, но свои обязанности он выполняет неплохо. Совсем неплохо! Но что же это значит, когда человек спит чутко?

- Да подите вы с ним к черту! - раздраженно воскликнул Джонас.

- Нет, нет, - прервал его Тигг. - Нет. Зачем такие крайности.

- Спит чутко - это, значит, спит некрепко, - объяснил Джонас угрюмым тоном, - спит мало, и сон у него плохой, нездоровый сон.

- И видит кошмары, - сказал Тигг, - и кричит так, что слушать страшно, а когда свеча догорает ночью, мучится от страха, и прочее в том же роде. Понимаю.

Они помолчали немного. Потом заговорил Джонас:

- Теперь, когда мы покончили с бабьей болтовней, мне надо сказать вам два слова, до того как мы с вами встретимся там. Я недоволен положением дел.

- Недовольны! - воскликнул Тигг. - Деньги поступают хорошо.

- Деньги поступают неплохо, - возразил Джонас, - а вот получить их довольно трудно. Добраться до них довольно трудно. Я не имею никакой власти: все в ваших руках. Ей-богу! То у вас одно постановление, то другое постановление, то вы голосуете в качестве акционера, то в качестве директора, то у вас права по должности, то ваши личные права, то права других лиц, которых представляете опять-таки вы, а у меня и прав никаких не осталось. Все эти чужие права - мне кровная обида. Какой толк иметь голос, если тебе не дают слова сказать? Будь я немой, и то было бы не так обидно. Так вот, я этого терпеть не намерен, знаете ли.

- Да? - сказал Тигг вкрадчивым тоном.

- Да! - возразил Джонас. - Вот именно, не намерен. Если вы будете водить меня за нос по-прежнему, я вам покажу, где раки зимуют: будете рады откупиться от меня за хорошие деньги.

- Клянусь вам честью... - начал Монтегю.

- О, подите вы с вашей честью! - оборвал его Джонас, который становился тем грубее и заносчивее, чем больше ему возражали, - что, может быть, и входило в намерения мистера Монтегю. - Я хочу распоряжаться своими деньгами. Вся честь остается вам, если угодно, за это я вас к ответу не потяну. Но терпеть такое положение дел, как сейчас, я не намерен. Если вам взбредет в голову улизнуть с деньгами за границу, не знаю, как я смогу вам помешать. Нет, этак не годится. Обеды здесь были хороши, но только уж очень дорого они мне обошлись. Никуда не годится.

- Я в отчаянии, что вы так дурно настроены, - сказал Тигг с замечательной в своем роде улыбкой, - потому что я собирался предложить вам - для вашей же пользы, единственно для вашей собственной пользы - рискнуть еще немножко вместе с нами.

- Собирались, вот как? - спросил Джонас, сухо засмеявшись.

- Да. И намекнуть, - продолжал Монтегю, - ведь у вас, конечно, имеются друзья - я знаю, что имеются, - которые отлично подойдут нам и которых мы примем с радостью.

- Как вы любезны! Примете их с радостью, неужели? - сказал Джонас, поддразнивая его.

- Даю вам самое святое честное слово, мы будем в восторге! Потому что они ваши друзья, заметьте!

- Вот именно, - сказал Джонас, - потому что они мои друзья, конечно. Вы будете очень рады их заполучить, не сомневаюсь. И все это будет мне на пользу, верно?

- Весьма и весьма вам на пользу, - ответил Монтегю, держа по щетке в каждой руке и пристально глядя на Джонаса, - Весьма и весьма вам на пользу, уверяю вас.

- А каким же это образом? - спросил Джонас. - Не скажете ли вы мне?

- Сказать вам, каким образом? - отозвался тот.

- Да, уж лучше скажите. В страховом деле и раньше творились довольно странные вещи некоторыми довольно подозрительными людьми, так что я намерен смотреть в оба.

- Чезлвит! - ответил Монтегю и, наклонившись вперед и опираясь локтями на колени, посмотрел ему прямо в глаза, - странные веши творились и творятся каждый день не только в нашем деле, но и во многих других, и не вызывают ни у кого подозрений. Но наше дело, как вы сами говорите, любезный друг, довольно странное, и нам случается иногда странным образом узнавать о весьма странных происшествиях.

Он кивнул Джонасу, чтобы тот придвинул свой стул поближе, и, оглянувшись через плечо, словно для того, чтобы напомнить о присутствии Неджета, стал шептать ему на ухо.

От красного к белому, от белого опять к красному, потом к тусклому, мертвенно-синему, орошенному потом, - столько перемен произошло с лицом Джонаса Чезлвита под влиянием нескольких шепотом сказанных слов; и когда, наконец, он закрыл рукой шепчущий рот, чтобы ни один звук не достиг ушей третьего присутствующего, она была так же бескровна и безжизненна, как рука Смерти.

Он отодвинул свой стул и сидел, являя собою олицетворенный страх, унижение и ярость. Он боялся заговорить, взглянуть, двинуться, боялся оставаться неподвижным. Малодушный, пришибленный и жалкий, он более унижал собою образ человека, чем если бы весь, с головы до пят, был покрыт отвратительными язвами.

Его собеседник не торопясь продолжал свой туалет, время от времени с улыбкой поглядывая на Джонаса и любуясь произведенной им метаморфозой, но не говоря ни слова.

- Так вы не против того, - сказал он, закончив свой туалет, - чтобы рисковать вместе с нами и далее, друг мой Чезлвит?

Его бледные губы едва выговорили:

- Нет.

- Хорошо сказано! Это на вас похоже. Вы знаете, я вчера думал о том, что ваш тесть, полагаясь на ваш совет, как человека весьма опытного в денежных делах, мог бы вступить в наше общество, если объяснить ему все как следует. Есть у него деньги?

- Да, у него есть деньги.

- Предоставить мистера Пекснифа вам? Возьметесь вы за мистера Пекснифа?

- Я постараюсь. Сделаю что могу.

- Тысячу благодарностей! - ответил Тигг, похлопывая его по плечу. - Не сойти ли нам вниз? Мистер Неджет, идите за нами, пожалуйста.

Таким порядком они и отправились. Что бы ни чувствовал Джонас по отношению к Монтегю; как бы он ни сознавал, что пойман, загнан в угол, в канкан, что падает в бездну и что ему грозит неминуемая гибель; какие бы мысли ни роились в его голове уже теперь, в самом начале, о единственной, ужасной возможности спасения, единственном багровом проблеске в непроглядно черном небе, - ему так же мало приходило в голову, что фигура, крадущаяся за ним по лестнице и отстающая ступенек на десять, и есть преследующий его рок, как и то, что другая фигура, рядом с ним - его ангел-хранитель.

ГЛАВА XXXIX

сообщает дальнейшие подробности о домашнем хозяйстве Пинчей; а также странные известия из Сити, близко касающиеся Тома

Милая крошка Руфь! Веселая, домовитая, хлопотливая, тихая крошка Руфь! Ни один кукольный домик не доставлял своей юной хозяйке такого удовольствия, какое доставляло Руфи владычество над треугольной гостиной и двумя тесными спаленками.