Чарльз Диккенс - Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы XXVII-LIV)

- Если бы не этот вот преданный человек, - продолжал Мартин, повернувшись к Марку, - с которым я познакомился здесь и который добровольно поехал со мной в качестве слуги, но был мне с начала до конца верным и ревностным другом, - если бы не он, я бы умер на чужой стороне, вдали от родины, без помощи и утешения, даже без надежды, что моя несчастная судьба станет известна кому-нибудь, кто захотел бы о ней узнать... о, если бы вы позволили мне сказать - известна вам!

Старик посмотрел на мистера Пекснифа, мистер Пексниф посмотрел на него.

- Вы что-то сказали, многоуважаемый? - с улыбкой произнес мистер Пексниф. - Старик покачал головой. - Я знаю, что вы подумали, - сказал мистер Пексниф, еще раз улыбнувшись. - Пусть его продолжает, мой друг. Проявления эгоизма в человеке всегда любопытно наблюдать. Пусть его продолжает, мой друг.

- Продолжай! - заметил старик, казалось машинально повинуясь словам мистера Пекснифа.

- Я был так несчастен и так беден, - сказал Мартин, - что мне пришлось обратиться к милосердию чужого человека, в чужой стране, чтобы вернуться сюда. Все это только восстановит вас против меня, я знаю. Я даю вам повод думать, что сюда меня пригнала единственно нужда и что ни любовь, ни раскаяние ни в какой мере не руководили мною. Когда я расставался с вами, дедушка, я заслуживал такого подозрения, - но теперь нет, теперь нет!

Хор заложил руку за жилет и улыбнулся.

- Пусть его продолжает, многоуважаемый, - сказал он. - Я знаю, о чем вы думаете, но не надо этого говорить раньше времени.

Старик поднял глаза на мистера Пекснифа и, по-видимому, опять руководясь его словами и взглядами, сказал еще раз:

- Продолжай!

- Мне остается сказать немного, - возразил Мартин. - И так как я говорю это, уже не рассчитывая ни на что, как бы ни улыбалась мне надежда, когда я входил в эту комнату, - прошу вас об одном: верьте, что это правда, по крайней мере верьте, что это святая правда.

- О прекрасная истина! - возопил хор, возводя очи кверху. - Как оскверняется ныне твое имя служителями порока! Ты обитаешь не в колодце *, священный принцип, но на устах лживого человечества. Трудно мириться с человечеством, уважаемый сэр, - обратился он к старшему мистеру Чезлвиту, но мы постараемся претерпеть и это с кротостью. Это наш долг; так будем же в числе тех немногих, кто не пренебрегает им. Но если - продолжал хор, воспарив духом в горняя, - если, как говорит нам поэт, Англия надеется, что каждый исполнит свой долг *, то Англия самая легковерная страна на свете, и ее ждут постоянные разочарования.

- Что касается той причины, - сказал Мартин, спокойно глядя на старика и только на мгновение переводя взор на Мэри, которая закрыла лицо руками и опустила голову на спинку кресла, - той причины, которая посеяла несогласие между нами, в этом отношении мой ум и сердце не способны измениться. Что бы ни произошло со мной после того злополучного времени, все это лишь укрепило, а не ослабило мои чувства. Я не могу ни сожалеть о них, ни стыдиться их, ни проявлять колебаний. Да вы бы и не пожелали этого, я знаю. Но что я мог и в то время положиться на вашу любовь, если бы смело доверился ей; что я без труда склонил бы вас на свою сторону, если б был уступчивее и внимательнее; что я оставил бы по себе лучшую память, если бы забывал себя и помнил о вас, - всему этому научили меня размышления, одиночество и несчастие. Я пришел с решимостью сказать это и попросить у вас прощения, не столько надеясь на будущее, сколько сожалея о прошлом; и теперь я прошу у вас только одного: чтобы вы протянули мне руку помощи. Помогите мне достать работу, и я буду честно работать. Мое несчастие ставит меня в невыгодное положение: может показаться, что я думаю только о себе, но проверьте, так это или не так. Проверьте, так ли я своеволен, упрям и высокомерен, как был, или меня выправила суровая школа жизни. Пусть голос природы и дружеской привязанности рассудит нас с вами, дедушка; не отвергайте меня окончательно из-за, одного проступка, как бы он ни казался непростителен!

Когда он замолчал, седая голова старика опустилась снова, и он закрыл лицо дрожащими пальцами.

- Досточтимый сэр, - воскликнул мистер Пексниф, склоняясь над ним, вам не надо бы так поддаваться горю. Ваши чувства вполне естественны и похвальны; но не следует допускать, чтобы бесстыдное поведение человека, от которого вы давно отреклись, так волновало вас. Возьмите себя в руки. Подумайте, - сказал мистер Пексниф, - подумайте обо мне, мой друг.

- Я подумаю, - ответил старый Мартин, поднимая голову и глядя ему в глаза. - Вы заставили меня опомниться. Я подумаю.

- Как, что такое случилось, - продолжал мистер Пексниф, усаживаясь в кресло, которое подтащил поближе, и игриво похлопывая старика Чезлвита по плечу, - что такое случилось с моим непреклонным другом, если я могу себе позволить так называть вас? - Неужели мне придется бранить моего наперсника или убеждать в чем-либо такой сильный ум? Я думаю, что нет.

- Нет, нет, в этом нет надобности, - сказал старик. - Минутное чувство, не более того.

- Негодование, - заметил мистер Пексниф, - вызывает жгучие слезы на глаза честного человека, я знаю, - он старательно вытер глаза. - Но у нас имеются более важные обязанности. Мистер Чезлвит, возьмите себя в руки. Должен ли я выразить ваши мысли, мой друг?

- Да, - сказал старый Мартин, откидываясь на спинку кресла и глядя на Пекснифа в каком-то забытьи, словно покоряясь его чарам. - Говорите за меня, Пексниф. Благодарю вас. Вы не изменили мне. Благодарю вас!

- Не смущайте меня, сэр, - сказал мистер Пексниф, - иначе я буду не в силах выполнить свой долг. Моим чувствам противно, досточтимый, обращаться к человеку, который стоит перед нами, ибо, изгнав его из этого дома, после того как я услышал из ваших уст о его противоестественном поведении, я навсегда порвал с ним. Но вы этого желаете, и этого довольно. Молодой человек! Дверь находится непосредственно за спиной того, кто разделяет ваш позор. Краснейте, если можете; если не можете - уходите не краснея!

Мартин все так же пристально смотрел на своего деда, словно в комнате стояла мертвая тишина. Старик не менее пристально смотрел на мистера Пекснифа.

- После того как я приказал вам оставить мой дом, когда вы были изгнаны отсюда с позором, - произнес мистер Пексниф, - после того как, уязвленный и взволнованный до предела вашим бесстыдным обращением с этим необычайно благородным человеком, я воскликнул: "Ступайте прочь!", я сказал, что проливаю слезы над вашей развращенностью. Не думайте, однако, что та слеза, которая дрожит сейчас на моих глазах, будет пролита ради вас. Нет, только ради него, сэр, только ради него!

Тут мистер Пексниф, случайно уронив упомянутую слезу на лысину мистера Чезлвита, отер это место носовым платком и попросил извинения.