Джордж Элиот - Миддлмарч

Лидгейт был полон бодрости - и не без оснований. Человек, стремящийся к достойной цели, не обращает внимания на мелкие дрязги, ибо помнит о великих деятелях, тоже прошедших тернистый путь, они всегда, как ангелы-хранители, незримо ему помогают. В тот же вечер, после беседы с мистером Фербратером, доктор, погрузившись в размышления, лежал дома на диване в своей излюбленной позе, вытянув длинные ноги, откинув голову и подсунув под затылок ладони, а Розамонда, сидя за фортепьяно, играла одну пьесу за другой, о которых ее супруг знал (как и положено сентиментальному слону) только, что под них хорошо думается, как под шум морского прибоя.

Нечто весьма привлекательное проглядывало сейчас в его облике. Казалось несомненным, что он осуществит все свои замыслы.

От его темных глаз, от губ, от лба веяло безмятежным спокойствием, свидетельствующим, что он погружен в тихое раздумье, что его ум не ищет, а созерцает, и созерцаемое отражалось в глазах.

Спустя немного времени Розамонда встала из-за фортепьяно и опустилась в кресло возле дивана, лицом к мужу.

- Достаточно с вас музыки, милорд? - спросила она с шутливым смирением, сложив руки перед грудью.

- Да, если ты устала, милая, - нежно ответил Лидгейт и обратил к ней взгляд, но не пошевелился. Присутствие Розамонды в эту минуту произвело не больше действия, чем вылитая в озеро ложечка воды, и женским инстинктом она сразу это угадала.

- Чем ты озабочен? - спросила она, наклоняясь к самому лицу мужа.

Он вынул руки из-под головы и нежно положил их ей на плечи.

- Думаю об одном замечательном человеке, жившем триста лет назад. Будучи примерно в моем возрасте, он открыл в анатомии новую эру.

- Не знаю, кто это, - сказала, покачав головой, Розамонда. - У миссис Лемон мы играли в отгадывание великих людей, но только не анатомов.

- Я скажу тебе кто. Его имя Везалий. Чтобы как следует изучить анатомию, ему пришлось похищать с кладбищ и с виселиц трупы.

- Ой! - сказала Розамонда с брезгливой гримаской. - Очень рада, что ты не Везалий. По-моему, он мог бы избрать менее кошмарный способ.

- Не мог, - ответил Лидгейт, увлекшись и не обращая большого внимания на жену. - Чтобы составить полный скелет, он выбрал единственный имевшийся в его распоряжении путь: выкрадывал глубокой ночью кости казненных на виселице преступников, зарывал их в землю и по частям переносил домой.

- Надеюсь, он не принадлежит к твоим любимым героям, - полуигриво, полувстревоженно сказала Розамонда. - А то ты еще повадишься по ночам на кладбище святого Петра. Помнишь, ты рассказывал, как все на тебя рассердились из-за миссис Гоби. У тебя и так уже достаточно врагов.

- У Везалия их тоже было много, Рози. Стоит ли удивляться, что мне завидуют ваши старозаветные лекари, если величайшие врачи негодовали на Везалия, так как верили Галену (*129), а Везалий доказал, что Гален заблуждался. Они называли его лжецом и мерзким отравителем. Но Везалий располагал данными о строении человека и разбил противников в пух и прах.

- А что с ним было потом? - спросила с некоторым интересом Розамонда.

- Ему пришлось бороться всю жизнь. Однажды его рассердили так сильно, что он сжег многие свои работы. Потом он попал в кораблекрушение на пути из Иерусалима в Падую, где ему предлагали должность профессора. Умер он в бедности.

Немного помедлив, Розамонда сказала:

- Знаешь, Тертий, я часто жалею, что ты занимаешься медициной.

- Полно, Рози, не надо так говорить, - сказал Лидгейт, привлекая ее к себе. - Это все равно, как если бы ты сожалела, что не вышла за другого человека.

- Вовсе нет, ты такой умный, ты мог бы заниматься чем угодно. Все твои куоллингемские кузены считают, что, выбрав такую профессию, ты поставил себя ниже их.

- К черту куоллингемских кузенов! - презрительно ответил Лидгейт. Говорить тебе такие вещи могут лишь наглецы вроде них.

- И все-таки, - сказала Розамонда, - мне твоя профессия не кажется приятной, милый мой. - Мы уже знаем, что Розамонда мягко, но упорно всегда стояла на своем.

- Это величайшая из всех профессий, Розамонда, - серьезно сказал Лидгейт. - И говорить, что, любя меня, ты не любишь во мне врача, все равно что утверждать, будто тебе нравится есть персики, но не нравится их вкус. Не говори так больше, дорогая, ты меня огорчаешь.

- Отлично, доктор Хмурый-Лик, - сказала Рози, выставляя напоказ все свои ямочки. - Впредь я буду во всеуслышание объявлять, что обожаю скелеты, похитителей трупов, всякую гадость в аптечных пузырьках, буду подбивать тебя со всеми перессориться, а умрем мы в нищете.

- Нет, нет, нет, все вовсе не так скверно, - сказал Лидгейт и, смирившись, прекратил спор и приласкал жену.

46

Pues no podemos haber aquello que queremos,

queramos aquello que podremos.

Если ты не имеешь того, что тебе нравится,

пусть тебе нравится то, что ты имеешь.

Испанская пословица

В то время как Лидгейт, счастливый супруг и глава новой больницы, вел борьбу за медицинскую реформу против Мидлмарча, Мидлмарч все явственнее ощущал общенациональную борьбу за реформу другого рода.

Когда палата общин начала обсуждать предложение лорда Джона Рассела (*130), в Мидлмарче снова ожил интерес к политике и наметилась новая ориентация партий, что сулило в случае еще одних выборов совсем иную расстановку сил. Некоторые уверяли, что новые выборы неизбежны, поскольку при нынешнем парламенте билль о реформе не пройдет. Именно на это обстоятельство сослался Уилл Ладислав, поздравляя мистера Брука с тем, что тот воздержался от выступлений во время последней предвыборной кампании.

- Сейчас все будет произрастать и созревать, как в год кометы, - сказал Уилл. - Вопрос о реформе поставлен, и общественные страсти раскалятся до температуры комет. Вполне вероятно, вскоре состоятся выборы, и к тому времени Мидлмарчу не мешало бы обзавестись кое-какими новыми идеями. Сейчас нужно как можно больше внимания отдавать "Пионеру" и политическим митингам.

- Совершенно верно, Ладислав; общественное мнение надо воспитывать, сказал мистер Брук, - но знаете ли, мне нежелательно связывать себя с реформой, не хочется заходить слишком далеко. Я, знаете ли, предпочту пойти путем Уилберфорса и Ромильи, я не прочь заняться вопросами, связанными с освобождением негров, уголовными законами... чем-то в этом роде. Но Грея я, разумеется, поддержу.

- Если вы причисляете себя к сторонникам реформы, вы не можете быть независимым от обстоятельств, - сказал Уилл. - Если каждый станет отстаивать только свои интересы, ни с кем не считаясь, все у нас пойдет прахом.

- Да, да, согласен с вами... я разделяю вашу точку зрения. Я бы сформулировал это таким образом: Грея я, знаете ли, поддержу. Но я не желаю изменять суть конституции, и думаю, Грей тоже не желает.