Ганс Эверс - Сердца королей

- Теперь я могу лично познакомиться с неприятным занятием сидения в передних№ но только передняя здесь чересчур плоха. Я отомщу за это.

Из мемуаров княгини Меттерних известно, что герцог в самом деле отомстил. С каким-то истинным сладострастием он потом заставлял посетителей целыми часами сидеть в его передних. Нередко он допускал к себе иных, только что явившихся, просителей просто для того, чтобы доставить себе удовольствие еще дольше заставить ждать других, которые и без того уже три часа сидели в передней№

Наконец за дверью зашевелились. Послышалось звяканье ключа в замочной скважине, отмыкание засова и глухой шум от падения тяжелой железной перекладины.

Вслед за тем дверь открылась, и показался маленький бледный человечек в костюме времен первого консульства. Его платье было когда-то элегантно, но полиняло и износилось. Морщинистое безбородое маленькое лицо измученно выглядывало из-за огромного черного галстука. Сверху оно было обрамлено целой копной грязно-белых волос, которые в диком беспорядке торчали над головою.

- Я - Мартин Дролинг, - промолвил человечек. - Что вам угодно?

- Вы пригласили нас сегодня утром к себе№ - начал герцог.

Но маленький художник прервал его. Он вытащил из кармана тяжелые серебряные часы и поднес их к носу герцога.

- Я просил вас прийти ко мне в половине двенадцатого, не раньше. А сколько часов сейчас? Одиннадцать часов двадцать минут! И вы уже с полчаса выкидываете здесь ваши нелепые шутки. В наказание вы заплатите за каждую мою картину на тысячу франков больше. Кто из вас господин Орлеанский?

Адъютанту показалось, что старик в своем обращении с герцогом зашел уже слишком далеко. Он счел своим долгом направить его на путь истинный и, показывая на герцога, промолвил значительным тоном:

- Господин Дролинг, перед вами Его Королевское Высочество, герцог Орлеанский.

Маленький художник вскипел от ярости:

- Называйте этого господина, как вам нравится. Мне нет до этого никакого дела. Но мне позвольте именовать его так, как он зовется. Кто, собственно, вы-то сами? Не пожелаете ли назвать мне себя?

Герцог одно мгновение наслаждался безмолвным смущением своего спутника, а затем промолвил со всею своею любезностью:

- Позвольте вам представить, господин Дролинг, мой адъютант, господин де Туальон- Жеффрар, подполковник Второго кирасирского полка.

Дролинг слегка поклонился:

- Я не знаю вас, милостивый государь, и не собираюсь знакомиться с вами. Я вас не приглашал и не имел в виду принимать вас. Поэтому уходите.

Как почти все члены Королевских домов, герцог вполне зависел от окружающих его людей. При этом он не был настолько неумен, чтобы не сознавать этой зависимости. Поэтому он часто ненавидел своих окружающих, от которых ему не удавалось избавиться ни на минуту, и ничто так его не радовало, как если с тем или другим из них приключится что-нибудь обидное. Манера, с которой господин Дролинг трактовал его адъютанта, так чудовищно гордившегося принадлежностью к рыцарству крестовых походов, настолько забавляла герцога, что он едва мог подавить улыбку.

- Ступайте, милый Туальон, - сказал он, - ожидайте меня внизу, в карете. Г-н Дролинг прав: он принимает только тех людей, которые ему приятны.

В полном негодовании адъютант низко поклонился и молча направился к лестнице. Но он получил удовлетворение. То, что он услышал сейчас от Дролинга, почти примирило его с сумасшедшим художником.

Господин Дролинг именно сказал:

- Если вы воображаете, господин Орлеанский, что вы мне приятны, то жестоко разочаруетесь. Напротив, вы мне в высшей степени несимпатичны. Я пригласил вас только потому, что имею к вам дело. Войдите.

Господин де Туальон ядовито усмехнулся, когда дверь захлопнулась. Как все адъютанты, он в глубине сердца ненавидел своего господина не менее, чем тот его.

Пока художник запирал дверь, задвигал засов и снова укреплял железную перекладину, герцог осматривал ателье. Там стояли два пустых мольберта, на стенах висели едва начатые эскизы и наброски, лежали на ящиках, стульях и подушках пожелтевшие костюмы. Все было покрыто пылью и загрязнено. Ни одной картины герцог не мог нигде найти. Разочаровавшись, он опустился на маленький стул посредине комнаты.

Но едва он сел, как у него под ухом задребезжал дрожащий, словно пение скрипки, голос старика:

- Разве я приглашал вас располагаться здесь? Вашей почтенной фамилии, господин Орлеанский, по-видимому, неизвестны даже самые простые правила приличия. Что сказали бы вы, если бы я, будучи у вас в гостях, уселся, не дождавшись приглашения? Кроме того, это мой стул.

На этот раз герцог пришел в серьезное смущение. Он вскочил. Господин дролинг сбросил какие-то старые лоскутья с тяжелого кожаного кресла, подвинул его немного вперед и затем церемонно добавил:

- Прошу вас садиться!

- Прошу вас, сначала вы! - возразил таким же тоном герцог, решившийся добросовестно разыграть всю эту комедию.

Но Дролинг настаивал:

- Нет, садитесь, пожлуйста. Я здесь дома, а вы мой гость.

Герцог опустился в кресло. Дролинг заковылял к массивному старинному шкапу, открыл его и достал оттуда дивно отшлифованный венецианский графин и две рюмки.

- У меня редко бывают гости, господин Орлеанский, - начал он, - но, если кто-нибудь посетит меня, я имею обыкновение угощать его рюмкой портвейна. Выпейте. Даже за столом вашего отца во дворце вы вряд ли получите лучшее вино.

Он налил рюмки доверху и подал одну из них герцогу. И, не заботясь о том, пьет тот или нет, поднял свою рюмку к свету, нежно потрогал ее рукой и стал пить маленькими глотками. Герцог тоже отпил и должен был сознаться, что вино в самом деле необыкновенное. Дролинг налил рюмки снова и имел такой вид, словно и не собирался совсем говорить по поводу продажи картин. Тогда герцог начал:

- Вы пригласили меня сюда затем, чтобы продать мне некоторые из ваших картин. Я знаком с вашим жанром по интерьеру кухни в Лувре.

- Вы видели эту картину? - живо прервал его художник. - Ну, и что же? Как вы находите ее?

- О, она чрезвычайно хороша! - похвалил герцог. - очень художественная картина№ Удивительно богата настроением.

Но его слова произвели совсем не то действие, какое он ожидал. Старик откинулся назад на своем стуле, провел пальцами по своей белой гриве и сказал:

- Вот как! Ну, так это доказывает, что вы ничего, ровно ничего не понимаете в искусстве. Картина, наоборот, скучна, лишена настроения, одним словом, никуда не годится. Она недурно написана, да, но с настоящим искусством не имеет ничего общего. Только в коричневом горшке с отбросами есть нечто от Людовика XIII, и потому№

- Нечто от кого? - спросил удивленно герцог.