Кен Кизи - Демон Максвелла

— Ну ладно... и что же у вас есть? Я достал весь свой арсенал:

— Травка, гашиш и диметилтриптамин. Это курят, но действие у них кратковременное.

— На пятнадцать раундов с Карменом Ба-зилио? Я не курил с тех пор, как меня вырвало на собственного деда. Так что там было в этой канистре?

— Веселящий газ, — ответил Бадди.

Естественно, эта канистра была знакома человеку, который тридцать пять лет занимался рефрижераторами.

— Клапан открывается налево или направо?

Я протянул канистру, но ему не хватило сил повернуть клапан. Тогда этим пришлось заниматься мне. Сначала я сделал это для папы, потом для Бадди и, наконец, для себя. Я трижды повторил эту процедуру прежде чем сесть. А потом наступил приход — у этого старика и его двух взрослых сыновей одновременно, как это иногда бывает. Он был не то чтобы очень крутым, но очень приятным... в конце путешествия, на краю континента, когда солнце садилось в море и настал полный штиль, и где-то на берегу громко и отчетливо залаяла собака... три странствующие души на мгновенье смогли соприкоснуться друг с другом в Мексике, в чем им было отказано законодательством гринго. Затем папа потянулся, зевнул и поинтересовался, как при таком штиле будут перемещаться буера.

— Пойду-ка я в койку. С меня довольно. Когда я перебираю, у меня мозги отказывают.

Он встал и двинулся к кровати, сшибая с места все, что еще стояло ровно. Нельзя сказать, чтобы он ушел, оставив нам свое благословение — он ясно дал понять, что чем бы мы там ни занимались, он в этом участвовать не будет, но спасибо и за то, что он уже не собирался ползти в Вашингтон, чтобы положить этому конец.

Он открыл решетчатую дверь, вошел в темную комнату, и через мгновение его голова появилась снова.

— И вам, ребята, советую не слишком жать на газ, — произнес он таким голосом, каким никогда не говорил ни с одним из нас и которым мог бы обратиться разве что, скажем, к Эдварду Теллеру. — Потому что откос может оказаться крутым. И стоит не нажать на тормоза, как все закончится.

И вот это-то больше всего мне и напомнил Автомобилист. Как и папа, он знал, что откос может оказаться крутым. Но он не собирался жать на тормоза. Или уже не мог этого сделать. Он слишком долго тянул на себе всю эту обузу и теперь не мог ее бросить, чтобы свободно покатить по чужеземному пляжу. Когда сбрасываешь с себя тяжелый груз, лучше сразу заменить его на какой-нибудь другой, не менее тяжелый, чтобы компенсироваться, а иначе можно рехнуться.

— Может довести до умопомрачения! — сообщает мне Автомобилист на почте, на которую я зашел, чтобы выяснить, нет ли каких-нибудь сведений о прыгающих бобах. Он стоит там, загорелый и озадаченный, держа в каждой руке по листку бумаги. При виде меня он вручает мне оба, словно я его бухгалтер.

— Я рад, что она уехала, пока мы окончательно не рассорились. Я думаю, ее довели все эти джунгли. Так ей и надо — она сама захотела сюда приехать. Такие вот дела, Рыжий. — Он философски пожимает плечами. — Старуха сбежала, зато прибыла коробка передач.

Я замечаю, что один из листков является извещением о получении посылки из Аризоны. Второй представляет собой подставку для стаканов из гостиницы де Санкто.

«Когда ты получишь это, меня уже не будет. Наши пути разошлись. Твоя любящая жена».

«Любящая» зачеркнуто. Я выражаю ему свои соболезнования. Но он говорит, чтобы я не брал в голову, так как все это ерунда.

— Она и раньше выкидывала подобные штучки. Может, сходишь со мной на автобусную станцию и поможешь, а я куплю тебе завтрак? Чиф!

Старый пес вылезает из-под стола и плетется за нами на залитую солнцем мощеную мостовую.

— Сотни раз выкидывала такие штучки... правда, за границей этого с ней еще никогда не было.

«Он сотни раз совершал безответственные поступки — не просто бездумные или беззаботные, а унизительно безответственные — например, мог бросить мне открытую бутылку пива, когда я внизу занималась уборкой. Конечно, невелика потеря, если бы я ее не поймала. Но дело не только в этом. Ему стало наплевать на меня. Во что он так вперился, что потерял способность даже говорить? Почему у него все ломается?» — размышляет жена Автомобилиста по дороге в американское консульство в Гвадалахаре, где она хочет обналичить чек.

Меня не впустят в самолет с пятигаллоновой канистрой прыгающих бобов. Поэтому придется ехать на автобусе. На остановке я вижу «поляро» Автомобилиста и его трейлер. Он вывел старину Чифа, чтобы тот справил нужду в канаве. Да, он едет обратно. В добрую старую Америку.

— И знаешь, что я собираюсь сделать, Рыжий? Поеду-ка я через Тихуану — хоть развлекусь.

И снова подмигивает, при этом глаза его еще больше отличаются друг от друга. Как машина? Жужжит. Какие-нибудь сведения о жене? Ни звука. Как ему понравилось пребывание в живописном Пуэрто-Санкто?

— Отлично, только... — он кладет руку мне на плечо и притягивает к себе, чтобы поделиться сокровенным, — если бы здесь был Дисней, он обязательно заселил бы это место обезьянами.

Вы только прислушайтесь к этому лаю и вою.

Для того чтобы вызвать такой гвалт, должно произойти нечто из ряда вон выходящее, поэтому мне приходится вставать и плестись по мокрой от росы траве на далекое пастбище.

Тем временем все умолкает. Но это не означает, что проблема исчерпана, — они просто прислушиваются — а там действительно что-то происходит — бог ты мой, это с кем-то дерется Стюарт! Взять его, Стюарт, взять! Улю-лю! — Я пока не могу разобрать, кто это — лиса, отбившийся от стаи волк или бешеный опоссум.

Гав-гав-гав! Лай и вой, и стук моего сердца, и шерсть встает дыбом у всех на много акров вокруг. Стюарт? Язык высунут наружу. Молодец, старик. Кто это там был? С твоей лапой все в порядке? Скорей всего, лиса — какой-нибудь подросток, осмелившийся ночью высунуться из леса. Возможно, та самая, что время от времени проскальзывает мимо моего окна на излете ночи, так что я подпрыгиваю в своем кресле на три фута, и с воплями злобного восторга исчезает на болоте.

Тихо, Стюарт, молчать. Пора уже утихомириться — двенадцать часов ночи! А что это за черная масса маячит впереди в лунной дымке? Наверное, это Авен-Езер, опять на том же месте рядом с зубчатой ирригационной трубой. Значит, еще ничего не закончено. Прошла уже неделя со дня ее родов и две — со времени убийства, а она все там же, у трубы. Что ж, для нее это стало настоящей драмой, которая не может исчерпаться за короткий срок. Не сказал бы, что в ней имеется хорошо построенный сюжет или содержится какая-то метафора, и тем не менее это настоящая драма.