Кен Кизи - Демон Максвелла

В нашем номере доктор Мортимер задается тем же вопросом. Он расхаживает рядом с телефонным столиком в мятом смокинге с распущенной бабочкой и что-то громко говорит в трубку по-немецки. Видно, что он уже пьяноват. При виде меня он прикрывает трубку рукой и безнадежно качает головой.

Джо уже тоже одет — на нем еще более мятый смокинг, и он гораздо более пьян, чем его босс. Он сидит на корзине для бумаг, откинувшись к стене.

— Ты лучишься как новогодняя елка, — подмигивает он мне и протягивает маленькую бутылочку Бифитера. — Освежись. Белое вино, конечно, лучше, но джин тоже подойдет.

Я качаю головой и говорю, что предпочитаю закусывать джин оливками. Джо допивает остатки и опускает бутылочку между колен в корзину. Она звякает о предшествующие. Он бросает взгляд на своего босса, глупо расхаживающего с трубкой туда и обратно, и начинает напевать: «Нам не страшен серый волк, глупый волк, страшный волк...»

Мортимер наконец улавливает намек и вешает трубку.

— Я понимаю, как вы оба разочарованы, — вздыхает он, — но, возможно, все к лучшему. По словам некоторых моих коллег, большой страшный волк давно уже лишился своих клыков. А вялое шамканье никому не нужно. И без него программа обещает быть очень интересной. Нам предстоит выслушать отчет по итогам прошлого года, потом «Бельвью-ревю», а доктор Бейли Туктер с Ямайки согласился заполнить пробел своим... как это называется, Джо?

— Терапевтическим варганом, — приходит на помощь Джо, — который усмиряет буйно помешанных.

Меня это вполне устраивало. За время, проведенное на балконе, я осознал, что находился в плену иллюзий. Только законченный кретин мог надеяться увидеть того же дикого проповедника в нынешней атмосфере общего оцепенения. И я, перешагнув через ноги Джо, направляюсь к шкафу, где висит мой серый костюм.

Торжественный обед организован в элегантном зале клинообразной формы, который сужается к небольшому помосту. Доктора Мортимера усаживают за стоящий на нем стол между Дадли Дюрайтом с квадратной челюстью, который выполняет обязанности распорядителя, и каким-то нечесаным негром в смокинге кораллово-розового цвета. Так как их обслуживают в первую очередь, они первые заканчивают есть. Дадли относится к своим обязанностям с чрезвычайной серьезностью — то и дело что-то проверяет, зачитывает послания и листает свои записи, а негр с Мортимером хихикают и шепчутся, как беззаботные школьницы. Перед ними стоит деревянная шкатулка, инкрустированная перламутровыми бабочками. Вероятно, внутри находится тот самый терапевтический музыкальный инструмент.

Мы с Джо сидим за три стола от возвышения и продолжаем ковыряться со своими омарами, хотя опорожняем уже третью бутылку рислинга. Я вынужден признать, что Джо оказался прав — холодное вино действительно очень благодатно влияет на мою воспаленную голову. Я уже не говорю о том облегчении, которое испытываю при мысли, что мне не придется лицезреть старого учителя. С одной стороны, я разочарован, а с другой, чрезвычайно рад этому обстоятельству. Я воспринимаю это как существенное событие. Когда тебе никто ничего не должен, перестаешь чувствовать себя обязанным. Я откидываюсь на спинку кресла с только что обретенной мудростью и холодным рислингом, готовясь вкусить покой, которым не наслаждался уже несколько месяцев. К черту придурков и героев. Лично для меня замена Вуфнера на музыкотерапию — это именно то, что доктор прописал.

Однако когда Дадли встает, берет микрофон и заводит высокопарную речь о выдающемся уме современности, я начинаю испытывать опасения — а сообщили ли ему о замене.

— Легенда! — вещает он. — Звезда, равная по величию Зигмунду Фрейду, Вильгельму Райху и Карлу Юнгу! Этот огненный столп горел еще до того, как многие из нас родились, и продолжает оставаться в числе величайших психологов современности! По-прежнему считаясь титаном в этой области научного знания.

Это мало подходит к доктору Туктеру с растамановскими косичками, а также к игре на варгане; он недоуменно пялится на председательствующего. Все остальные, присутствующие за центральным столом, также изумленно поворачиваются к Дадли. Однако их изумление ничто по сравнению с моим. Потому что когда из кулисы появляется наш докладчик, я понимаю, что это тот самый карлик с аттракциона.

Высокая медсестра сменила свою униформу на вечернее бежевое платье, а ее пациент остался в тех же темных очках и мятой рубашке, словно так и не покидал кресла. Она вкатывает его на подиум под жидкие неуверенные аплодисменты и помогает встать. Удостоверившись в том, что он крепко держится за кафедру, она увозит кресло, оставляя его покачиваться в свете прожектора.

Он лишился не только волос, но и большей части лица. У него отсутствует часть верхней губы, вся нижняя и подбородок, а шрам замазан тональным кремом. Вот почему он показался мне днем похожим на какого-то дауна-долгожителя. Голова под флоридским солнцем загорела у него еще больше, чем у меня. И вся кожа, за исключением замазанного шрама, сожжена. Потому эта заплатка размером с ладонь кажется единственным островком натуральной плоти в окружении синтетической ткани, хотя на самом деле все наоборот. Аплодисменты длятся более минуты, после чего он откашливается и начинает говорить.

— Кто есть кто, — бормочет он, тряся головой. — Das ist mir scheissegal. Кто есть кто. — Голос его постепенно крепнет. — Вот что вас интересует. Кто кем был и кто кем будет, когда на будущий год опубликуют следующий перечень знаменитостей.

Акцент у него стал резче, речь прерывистей, однако в ней по-прежнему слышится звон металла.

— Может, полезнее было бы подумать о том, что справедливо? Зигги Фрейд? Со всеми его интересными теориями о том, как задержка фекальных масс обретает хроническую форму и вызывает запоры, называемые им застоем. И о том, как эти запоры могут быть сняты с помощью психоанализа, на практике являющегося касторовым маслом. Коллеги, давайте будем откровенны. Все мы были свидетелями применения этих теорий. И все мы знаем: какими бы они ни были интересными, они совершенно бесполезны на практике. Касторовое масло оказывается гораздо более действенным, и Зигмунд принес бы больше пользы, если бы зарабатывал на жизнь, сочиняя любовные романы. Романтические идеалы хороши в литературе, в области медицины они не годятся. А мы ведь медики. И мы должны отличать медицину от литературы. Мы должны видеть разницу между психологическим анализом и психологической мыльной оперой, даже если результаты первого обескураживающие. Вы не менее одарены, чем я, и прекрасно понимаете, кто есть кто и что почем, поэтому прекрасно осознаете, что Зигмунд Фрейд был не кем иным, как романтическим мудозвоном?!