Томас Гарди - Под деревом зеленым или Меллстокский хор

Утро было туманное, и деревья звучно роняли капли влаги, собранной из пропитанного сыростью воздуха, а вместе с каплями на землю иногда падал из своей чашечки желудь. В лугах, на живых изгородях, складками висела потемневшая от влаги паутина, а опавшие листья пестрели всеми оттенками коричневого, зеленого и желтого цветов.

Приближаясь к проселочной дороге, священник услышал негромкое веселое посвистыванье, а затем и легкие шаги человека, шедшего в том же направлении, что и он сам. Выйдя на перекресток, священник увидел веселую, открытую физиономию Дика Дьюи. Дик приподнял шляпу, и священник свернул на ту дорогу, по которой шел Дик.

- Доброе утро, Дьюи. Какой у вас жизнерадостный вид! - сказал мистер Мейболд.

- Да, сэр, у меня хорошее настроение, - и даже очень! Сейчас вот иду в Кэстербридж забрать Красоткин хомут; в субботу мы оставили его там для починки.

- И я в Кэстербридж, значит, нам по пути, - сказал священник.

Дик легонько подпрыгнул, чтобы попасть в ногу с мистером Мейболдом, а тот продолжал:

- Кажется, я не видел вас вчера в церкви, Дьюи, или вы стояли в нише?

- Нет, я ходил в Чармли. Бедняга Джек Данформ еще задолго до своей кончины просил меня проводить его в последний путь, и вчера были похороны. Конечно, я не мог отказаться, хотя мне очень хотелось быть в этот день в нашей церкви и послушать новую музыку.

- Да, вам бы надо было прийти. Музыкальная часть богослужения прошла успешно, весьма успешно, и самое отрадное - никто из участников старого хора не выказал ни малейшего недоброжелательства. Все с величайшей охотой присоединились к пению.

- Ясное дело, мне тоже хотелось бы быть при этом, - сказал Дик и улыбнулся про себя, - если учесть, кто играл на органе.

Тут священник слегка покраснел и сказал:

- Да, да, - хотя и не понял истинного смысла слов Дика, который, не получив более пространного ответа, продолжал, после некоторого колебания, улыбаясь, как гордый своей любовью влюбленный.

- Вы, должно быть, знаете, сэр, о чем я говорю? Вы, конечно, слыхали обо мне... и мисс Дэй?

Мейболд побледнел, обернулся и посмотрел Дику в глаза.

- Нет, - натянуто произнес он, - я ничего не слышал о вас и мисс Дэй.

- Ну, как же... она - моя нареченная, и будущим летом мы поженимся. Мы пока что об этом никому не говорили - ведь ждать еще много месяцев, но так решил ее отец, и нам, конечно, пришлось согласиться. Но ведь время пролетит быстро...

- Да, время пролетит быстро - время уходит с каждым днем, да, да.

Произнося эти слова, Мейболд совершенно не понимал, что говорит. Он почувствовал во всем теле какую-то слабость и дрожь. Понимал он только одно - юное создание, чья прелесть до того опьянила его, что он принял самое безрассудное в своей жизни решение, - было далеко не ангелом, а просто женщиной.

- Но вы понимаете, сэр, - продолжал ничего не подозревавший Дик, - с одной стороны, оно и лучше. К тому времени я стану компаньоном своего отца, - дело-то сейчас очень расширилось, - и на будущий год мы собираемся прикупить еще парочку лошадей. Одну мы уже присмотрели - каурая, прямо ягодка, шея дугой, роста добрых полтора метра, и ни шерстинки серой, - нам ее предлагают за двадцать пять крон. А чтоб не отстать от века, я заказал несколько карточек, так позвольте, сэр, вручить одну и вам.

- Разумеется, - отвечал священник, машинально беря из рук Дика карточку.

- Я сверну сюда, - сказал Дик. - А вы, наверно, прямиком в город?

- Да.

- Всего доброго, сэр.

- Всего доброго, Дьюи.

Мейболд неподвижно стоял на мосту, держа в руках карточку, пока шаги юноши не замерли вдали. Придя в себя, он прежде всего прочитал то, что было написано на карточке:

Дьюи и сын, возчики

Перевозка и доставка

Меллсток

N. В. Мебель, уголь, картофель, живность и другой груз доставляются в любое место без задержки.

Мистер Мейболд облокотился о парапет моста и стал смотреть на реку. И не вглядываясь, он видел, как вода стремительно вырывается из-под арок моста, падает плавно небольшими порогами, а затем разливается широкой заводью, где среди пучков длинной зеленой травы, вздымающейся и опадающей под напором течения, резвятся ельцы, пескари и форели. Простояв минут десять, священник выпрямился, достал из кармана письмо, тщательно порвал его на мелкие клочки, - так что и двух слогов не осталось рядом, - и бросил всю горсть бумаги в воду. Он стоял и глядел, как клочки кружились в водовороте и устремлялись прочь, как их уносило вдаль, к океану, и как они постепенно исчезали из виду. Наконец он сдвинулся с места и быстро зашагал обратно, в Меллсток.

Дома он долго и мучительно собирался с силами, наконец, сел за письменный стол и написал следующее:

"Дорогая мисс Дэй,

по чистой случайности мне стал ясен смысл Ваших слое: "Соблазн слишком велик", Вашего расстройства и Ваших слез. Сегодня я знаю то, чего не знал вчера, - что вы не свободны. Отчего же Вы не сказали мне этого? Отчего? Вы думали, я это знал? Нет, я не знал. Если б знал, мой приход к Вам был бы непростителен. Но я не упрекаю Вас! Возможно, тут и нет Вашей вины - не знаю. Хотя я не могу выразить, какому испытанию подвергли вы мое о Вас мнение. Я все равно люблю вас, Фэнси, и то, что я сказал Вам, не утратило силы. Но, отдавая должное достойному человеку, который полагается на Ваше слово, подумайте, честно ли будет при сложившихся обстоятельствах, если Вы ему откажете?

Искренне Ваш

Артур Мейболд".

Он позвонил.

- Велите Чарльзу сию минуту отнести вот эти тетради и эту записку в школу.

Служанка взяла у него пакет и письмо, и вскоре священник увидел в окно, как мальчик вышел из ворот, держа пакет под мышкой, а письмо в руках. Подперев рукой голову, Мейболд смотрел, как мальчик спустился по дороге и свернул на тропинку, бежавшую по берегу реки в сторону школы.

Тут ему повстречался другой мальчишка, и после непринужденного приветствия, за которым последовал легкий обмен тумаками, встречный мальчишка направился к дому священника, а первый скрылся за поворотом.

Мальчишка постучался в дверь, и мистеру Мейболду вручили записку.

Он узнал почерк. Распечатав конверт нетвердой рукой, он прочел:

"Дорогой мистер Мейболд!

Всю ночь напролет, полная грусти, я серьезно думала над вопросом, который Вы задали мне вчера вечером, и над своим ответом. Давать Вам такой ответ я, как честная женщина, не имела права.

По натуре я, как, возможно, и все женщины, склонна восхищаться изяществом манер и тонкостью ума, более того, меня вечно манит мечта жить в окружении более изысканном, чем то, к которому я привыкла. Вы к тому же так лестно отозвались обо мне, а похвалы для меня дороже жизни. Всем этим и вызван был мой необдуманный ответ. Тщеславие и гордыня - так зовутся охватившие меня чувства. Вероятно, таковы они и есть на самом деле.