Борис Шахов - Черная шаль с красными цветами

Но и то сказать, губернатор не всякий день приезжает, не всякий даже год. Как не посмотреть на губернатора! И про этих, ну, которые нефть ищут на Ухте, давно слухи ходят: мол, землю дырявят, так и этак колупают, из-под земли, мол, сама потечет… Опять же глянуть надо, до чего ж это человек умом дошел. Непонятно Федору-охотнику, как это можно землю дырявить. Они-то с отцом знают в верховьях Нибели и по ручью Чимъелю такие места, где из земли что-то вроде черного вонючего дегтя сочится.

И тухлым яйцом отдает. По разговорам это и есть та самая нефть, что на Ухте ищут. Упаси бог, ежели такой дряни много потечет: это ж всю округу сведет на нет… Еще говорят, могут здесь железную дорогу построить, а тогда не только зимой, и летом и весной люди сюда добраться смогут. И главное, хорошие заработки будут. Вот оно как. Всякое дело как палка о двух концах. С одной стороны, значит, тухлым яйцом разит, с другой - деньги сулят. Поди разбери, откуда подступиться. Это ж так может обернуться, что выгодно станет показать пришлым то место, где нефть из земли сочится. И, стало быть, им, отцу и Федору, как людям знающим, самые большие заработки причитаются, если по справедливости. Вот бы здорово! Ан спешить не станем, вперед батьки не суйся, а батька отпустить-то отпустил, но настрого заказал не болтать о своей земле. Пришлый народ он и есть пришлый, чужая земля ему не дорога, чужое горе не горько, надо еще посмотреть, чего они затеют делать, эти пришлые…

Теперь Федор сам видел, как нефть ищут. Сам. И чтоб он кому о своих заветных местах рассказал - да ни в жисть. Боже упаси! Ежели и спросит кто, станет отпираться да утаивать: знать не знаю и ведать не ведаю. Иначе и к ним придут, лес переполошат, реки наизнанку вывернут, да пожгут, да попортят… Федор, сюда, к губернаторской палатке добираясь, всякого уже насмотрелся. Везде, где пришлые землю дырявили, почему-то горелый лес: сколько глаз видит - одни обугленные деревья с сучьями торчат. Вот и здесь, вокруг избы Сидорова, наворочали. Зачем этак-то, господи? А еще вышка стоит, сплошь досками обшитая. А внутри той вышки - и шуму, и гаму, и скрипу, и стучит, и брякает… Рядом кузня - и там стучат без конца. Тут же длинный деревянный сарай с трубой, труба из окна торчит, и пар из нее пыхтит, не упыхтится никак… Да ведь здесь на сто верст кругом зверя-птицу распугали, столько шуму-гаму, в самом Питере, поди, слышно. А если таким-то обычаем они к нам придут, думает Федор, у нас тоже ни птицы, ни зверя не станет. Не-ет уж, он никому не расскажет о своих местах. Побереги, боже, нас от таких охотников за вонючей нефтью…

Батя правильно наказал - молчать, ничего про свою землю не сказывать. Видел Федор, как всполошились искатели нефти, когда про губернаторские лодки узнали. А когда палатку с флагом поставили, самый наибольший из искателей - бородатый, с чуть поседевшими усами, в жилетке черного сукна, из жилетки серебряная цепка свисает, в карманчике часы с крышкой, до того на солнце сверкают, глазам больно…

Этот наиглавный искатель и с ним еще несколько мужиков, волнуясь, вошли к губернатору, да что-то долго там остаются, видать, разговор у них интересный. Вот бы послушать! Да где там, Федор ни одеждой, ни рылом, как говорится, не вышел, зырянского парня и к двери не подпустят к губернаторской-то… Да это ладно, хоть бы на самого губернатора глянуть, чтоб не зря в такую-то даль тащиться. Спросят ведь свои, родные и деревенские: видел? каков из себя? Можно, конечно, и соврать; видел, мол, такой и такой. Но не умеет Федор врать ни своим, ни чужим - не обучен. Смолчать - да, смолчать может. А врать - нет, не обучен.

Ну, еще маленько посидит Федор, поглазеет вокруг, да и домой пора. Обратно. Федор лодочку приткнул к берегу чуть пониже больших губернаторских лодок - там их целый караван стоял.

Лодка у него, можно сказать, вовсе пустая, только кое-что из теплой одежды да в заднем мешочке лузана сухари, чаю прихвачено да несколько кусков сахару. Ну, соль, конечно, и ячневая крупа. Да еще ружье, как без ружья в тайге? Все это прикрыто шабуром…

Нам, конечно, и «шабур» неведом. А шабур - это такая простая рабочая одежда из грубого холста с круглым вырезом заместо ворота. Своими руками мастерили, домашней выделки, а когда придумана - бог весть, из веку пришла…

От избы Сидорова с высокого крутого берега до самой воды из толстых досок сколочена лестница с перилами. Увидел Федор - спускается по лестнице черноусый мужик в синей косоворотке, суконном пиджаке, вычищенных сапогах и при черном картузе. Эк все они вырядились губернатора-то встречать…

- Ты с губернатором?- спросил у него усатый.

- Не,- мотнул головой Федор. Он сразу решил, будто плохо понимает по-русски и почти вовсе не говорит: если зачнут про нефтяные места пытать - ну, не понимаю ничего, а сказать и вовсе не разумею…

- Тогда откуда ж ты? Может, хочешь к нам на работу наняться?

Федор опять мотнул головой:

- Не, я Изъва… Ижма… смотреть…

- А, так ты с Ижмы приехал? Хочешь посмотреть, как мы тут работаем?-не отставал мастеровой.- Ну, понятно, не один ты приезжаешь. Хочешь, покажу, как мы пар делаем для того, чтобы он помогал нам скважину в земле бурить…

Приветливый русский протянул руку в сторону сарая, откуда слышалось пыхтенье машины. Федор расхрабрился и кивнул головой: ему и в самом деле хотелось заглянуть внутрь, посмотреть, как это землю прокалывают в глубину…

Да боже сохрани в таком месте работать! Внутри вышки оказалось темно, под ногами скользко, дышать нечем, душит напрочь запах керосина и опять же тухлых яиц. Когда глаза обвыклись, рассмотрел Федор какие-то железные и деревянные колеса, какую-то непонятную качалку, из толстых брусьев сделанную, вниз-вверх скрипела она, а на конце толстая цепь громыхала и толстую же железную палку таскала вверх-вниз из-под земли. Вона как! А железных труб здесь сколько! И стоймя стоят, и на грязном полу валяются. А люди-то, люди - черные, насквозь грязью пропитанные: одни глаза светят да иногда зубы вспыхнут бело, оскалятся. Да за какие ж деньги такую муку человек принимает?

- Видишь, штанга на цепи подымается?- Человек, который привел сюда Федю, объяснял, стоя в сторонке, чтобы не мешать рабочим,- Она и достает под землей специальное долото. А когда штанга зайдет в высшую точку, тут долото с пригрузом в двадцать восемь пудов освобождается и обратно падает вниз, тяжестью своей разбивает породу. Затем штанга ее опять цепляет, снова подымает в высшую точку, и снова долото падает. Так и долбит. Сейчас долото уже на глубине сорока пяти саженей…

- Сорок пять!- изумился Федор.- В такую глубь продолбали…

- Вот так и долбим, пока до настоящей нефти не доберемся,- сказал человек.- Ну как, нравится?

Из рассказанного Федор, конечно, не все понял, шуму много, но последний вопрос осознал вполне и ответил искренне: