Дёрдь Шпиро - Синопсис

Потом в ежедневный приказ попало и обязательное прославление свободы. Большинству арестантов это не причинило никаких хлопот: они были опытными зэками и привычно кричали "ура" и прямо-таки заходились от восторга, согласно инструкции. Об этих вдохновляющих проявлениях чувств сняли фильм, и тогда брали интервью даже у тех, кого раньше называли "шестерками". Зэки складно, честь по чести нахваливали новые времена. А так как репортеры их расспрашивали, то опытные зэки не упускали возможности заодно похвалить директора, поскольку он переехал в комнату поменьше, чем была у его предшественника. А вот уж о чем никто не спрашивал, так это о том, почему он отобрал у них полтора этажа. Кроме всего прочего, они прославляли и тот новый порядок, согласно которому каждый арестант получал по квадратному метру земли и мог там выращивать все, что захочет. Правда, отмеривание участков продлилось до зимы. А после того как их все-таки отмерили, ни семян, ни остального не дали, но зато теперь у них была своя земля, а это вам не хухры-мухры, не кот начихал! И только циники бухтели, что квадратного метра не хватит и на могилу.

Но нашлись и такие, кто сумел поместить на этой площади свинарник, а с поросятами, как всегда, помогла заграница. И потом, конечно — тоже, как всегда, — не с кого было спросить, почему поросята передохли с голода: о пойле, о кормах для них никто не подумал.

А еще происходили и впрямь забавные вещи. Так, на пост зама директора — а это был, да будет вам известно, совершенно новый пост — претендовали три кандидата. Голосовать пришлось дважды, и наконец после легитимного голосования получилось два зама, потому что голоса разделились поровну, а еще одни выборы уже просто нельзя было бы назначить. Оба были из зэков, только один — с первого этажа, а другой — с четвертого. Один получил пожизненный срок за ограбление с убийством, другой — десять лет по политическим мотивам. Чтобы доказать друг другу свои лучшие намерения, они пробили стену между выделенными для них комнатами, а ножки своих письменных столов скрепили наручниками и ключ от них в присутствии прессы торжественно спустили в сортир. И это было добрым делом хотя бы потому, что к этому событию его как раз и починили.

Самой большой новостью стало объявление о сдаче в аренду тюремной лавки.

Старый лавочник был человеком свободным, и именно он в прежние времена приносил новости с воли, причем новости эти были всегда такими, что заключенные могли успокоиться, потому что там, снаружи, жилось ненамного лучше, куда там! Правду ли он говорил, или это работа у него была такая — во всяком случае, зэки его очень любили. Сейчас же, когда лавка могла достаться кому угодно, заключенные, которые в последнее время ни в чем не могли прийти к консенсусу, были едины в том, что аренду должен получить старый лавочник.

И дал же бог, он победил!

И как все сразу изменилось, хотя старый лавочник получил в аренду свою же лавку!

Он где-то доставал для продажи совершенно фантастические штучки из свободного мира, и их теперь запросто можно было купить на арестантскую получку. Там, внутри тюрьмы, вошли в обращение особые "деньги" — звенья от разных цепей. Или от наручников, или от цепочки на шее (лучше, если золотой или серебряной). Так и сложился свой "курс", когда одно звено тянуло на восемь с половиной баксов и за него можно было получить что душе угодно: газету или презерватив, видео или жвачку, сигареты, сонник, порножурнал, наркотики, гороскоп, оружие.

Да, старый новый лавочник продавал не что-нибудь, а самое настоящее оружие. Не только там кастеты или газовые баллончики, у него были и самые разные автоматы, и ручные гранаты, и даже минометы — хоть и в разобранном виде, но их без труда можно было собрать по инструкции. И пропасть всяких пистолетов, парабеллумов, карабинов с обрезанным стволом, не говоря уж о радиоактивных материалах, расфасованных в маленькие баночки.

Самым большим спросом пользовались, однако, изящные револьверы с рукояткой из слоновой кости, эдакое простенькое оружие женской самообороны. В них входило по шесть патронов, пули были настоящие, и во дворе палили без разбора, а потом можно было пойти к лавочнику за новыми пулями. Но эти он уже продавал дороже… Откуда у кого на это были деньги, оставалось загадкой. Кто-то вытаскивал семейное наследство из прямой кишки, где оно до того хранилось лет по двадцать, а кто-то — из ушей.

Была, к примеру, такая дамочка в женском отделении, которая его просто родила. А кто-то удалил себе барабанные перепонки еще до отсидки и держал там бриллианты. Оглох, правда, но игра стоила свеч!

А новые сокровища тащили друг у друга кто как мог. Директор даже организовал особую жандармерию по охране ценностей и имущества — наверное, это лавочник регулярно отстегивал им немалый процент от прибыли. В результате гораздо больший размах, чем прежде, приняло всяческое насилие; больше стало грабежей и убийств. Зэков успокаивали — дескать, в свободном мире дела обстоят точно так же. Жертвы зарывали в землю, а так как тюремное кладбище уже заполнилось, то — на кладбище снаружи. И это был совершенно законный способ попасть в свободный мир.

Другим способом был побег. Пробивали взрывом туннель — благо уже было чем взрывать, — да так, чтобы можно было попасть за прозрачную стену. Кого-то могли сцапать, а кое-кто и выбирался. Тех, кого хватали, сажали в деревянную будку во дворе тюрьмы. Там его держали на цепи, чтобы он не мог участвовать в распределении тюремных благ.

Были и такие, кто на каждую прогулку брал с собой заряженный миномет и только дожидался благоприятного момента, чтобы, перестреляв всех к свиньям собачьим, удрать на волю. Правда, такой случай все никак не представлялся. Оружие никто никогда не изымал, и поэтому все думали, что лавочник договорился с дирекцией, а та — с поставщиками из внешнего мира.

Появилась новая тюремная стенгазета, и некоторых зэков объявили журналистами. Одновременно с этим начался конкурс на звание Самого Надежного Зэка, победителям могли сократить рабочее время и обещали на треть скостить срок. Последнее, правда, вовсе не означало, что их отпускали на волю, но зато они получали диплом и начиная с этого момента могли с гордостью его показывать. Те, кто становился СНЗковцами, имели право раз в месяц принимать участие в утренних оперативках у директора и даже могли там выступать.

Развернулась борьба между кандидатами на звание СНЗ, потому что никак не могли решить вопрос о критериях. Наконец, после множества стычек и конфликтов, восторжествовал видовой принцип: и действительно, иначе никак нельзя было бы определить, кто же его достоин.

Словом, членами отряда СНЗ стали лысые и зеленоглазые. После того как все так благополучно разрешилось, в камерах воцарился относительный мир, хоть и стены в них разобрали, а новые еще не совсем достроили.

Читать дальше