Сьюзен Хилл - Однажды весенней порой

Не счесть было людей, которые прошли через ее дом в этот вечер. А вечер все длился, и казалось, этим людям не будет конца, и не будет конца звуку шагов, и почтительному стуку в дверь, и застывшим лицам - старым и молодым... Миссис Райдал, и жена Картера, и Элис Брайс. Но все они были словно где-то далеко-далеко, хотя и толпились в маленькой комнатке, и слова их долетали до нее точно из глубины длинного туннеля.

- Пойдем с нами. Ты не должна оставаться здесь. У тебя шок. Ты сама не понимаешь, что делаешь. Это не годится - быть в такую минуту совсем одной. Бену это пришлось бы не по душе.

Ее приводило в ужас, что они могли подумать, будто лучше ее знают, что пришлось бы по душе Бену, и ей хотелось сказать им, чтобы они не поминали его имени вовсе; и вместе с тем она чувствовала: все это не имеет значения, потому что у нее есть Бен и он теперь принадлежит ей одной и недостижим для других.

- Я останусь здесь. Мне ничего не нужно. Прошу вас.

Она не двинулась со своего стула у очага. Поттер уже давно ушел.

- Мне ничего не нужно.

Это измучило ее, это было так, словно она старалась втолковать что-то глухому или сумасшедшему.

Элис Брайс сидела у стола, отворотясь от Рут. Элис - почти такая же высокая, как Бен, и похожая на него чертами лица, но не цветом волос и глаз, и другая по веем повадкам, да и, в сущности, совсем не та, какой хотела казаться.

Гордячка - так говорили они всегда о Рут. Но на самом деле это Элис была гордячкой - гордилась своей красотой, и грацией, и манерами, которые привила ей Дора Брайс, заставив ее вообразить о себе невесть что.

"Ты станешь тем, чем не суждено было стать мне. Я живу не для того, чтобы увидеть, как ты понапрасну потратишь свою жизнь на человека без будущего и загубишь ее в такой дыре, как эта, без настоящего достатка, не получив возможности стать тем, чем ты могла бы стать. Нет, прозябать в ничтожестве - это не для тебя".

На Элис было темно-синее платье с высоким воротником, и оно шло к ней, выгодно оттеняя цвет ее волос и ослепительную кожу. Каждый лишний грош в Фосс-Лейн тратился на туалеты для Элис.

- Ступайте домой, - сказала Рут. - Ступайте домой.

Ей хотелось только одного - остаться наедине с живым, острым ощущением близости Бена, а все эти люди здесь отгораживали его от нее, заслоняли его.

- Маму пришлось уложить в постель. Пригласить доктора, чтобы он дал ей какое-нибудь снотворное. Она не могла прийти сюда со мной.

- Да, конечно.

- Ты совсем не думаешь о нас? О том, каково нам? Он принадлежал не одной тебе. А что было с мамой, когда они пришли и сказали ей, - это ты можешь понять?

Рут встала и ушла на кухню и увидела, что взошла луна и ее блики играют на розовом кварце, который все еще лежал там, где положил его Бен, на кухонном столе. И что-то, казалось, исходило от этого камня, его красота излучала что-то, и это помогло ей, пока она глядела на него, снова взять себя в руки и простить Элис слова, которые та произнесла. Ей хотелось остаться одной в этой холодной, притихшей кухне. Находясь здесь, она не ощущала так своего отъединения от всего и, хотя ни на минуту не забывала о том, что Бен мертв, вместе с тем чувствовала, что он тут, рядом с ней, и это заслоняло собой все. И она не испытывала ни страха, ни дурноты, ни отупения. Все в мире стало на свои места. Часы продолжали отсчитывать секунды. А они все там думали, что она еще не осознала всего до конца, ждали, что она снова завизжит и потеряет себя и окажется в плену их забот.

- Ты ненормальная.

Это сказала Элис, сестра Бена, из другой комнаты. Элис, которая, конечно, никак не могла знать, что сегодня, за один-единственный день, Рут переменилась. Впрочем, это началось еще с той минуты, когда в Тефтоне она купила кусок кварца, и потом, возвращаясь домой, поднялась на холм, и ей в лучах солнца открылся новый мир, и все сложилось в единый сияющий образ, четкий, правильный и прекрасный, как этот кристалл. Образ, который понятен ей одной.

Элис. Надо вернуться туда, надо сказать что-нибудь Элис. Не пытаться объяснить ей, нет. Но постараться все же быть доброй с этой девушкой, которая никогда ее не любила, всегда была восстановлена против нее. Ведь никому из них не было дано того, что открылось ей, - это постижение мира, завершившееся в четыре часа пополудни, когда умирал Бен. И что бы ни случилось потом, она не утратит этого познания - ведь только оно и может принести ей спасение в конце концов.

- Может, ты хочешь пить?

Элис уставилась на нее.

- Ты ничего не понимаешь, да? Ты ходишь взад-вперед, словно во сне. Бен умер. Он мертв.

Внезапно она с силой стукнула кулаками по столу.

- Я знаю.

- Ты не понимаешь. Ты все не можешь в это поверить.

- Есть чай. И какао. Я купила немного какао на рынке.

- Ты что же...

И тут Элис вдруг встала, огляделась по сторонам, ища свое пальто. Было уже поздно, далеко за полночь. Никто больше не появлялся.

- Ты сказала, что хочешь, чтобы тебя оставили в покое? Ладно. Я ухожу. Я тебе не нужна. Никто из нас тебе не нужен. И никогда не был нужен.

Рут стояла на пороге. Ей было жаль Элис, и в то же время она снова почувствовала свою отчужденность от нее - их разделяла целая пропасть.

Она сказала:

- Сегодня луна. Тебе светло будет спускаться с холма. Иди, ничего не бойся.

В очаге рассыпались поленья, искры взлетели вверх и медленно опустились, словно фейерверк.

- У меня к тебе дело. - Голос Элис звучал жестко. - Принести его сюда, когда они сделают все, что нужно, или в Фосс-Лейн? Тебе решать.

- Мне все равно.

- Так куда же?

- Твоя мать...

- Она хочет, чтобы его принесли к нам домой.

- Тогда пусть будет по ее.

Потому что она не хотела, чтобы здесь стоял гроб и лежало тело. У нее есть все, что ей нужно: Бен с ней, и весь дом полнился им, как если бы он был жив.

- Так будет проще.

Но едва она произнесла эти слова, как почувствовала страшную усталость и отупение.

- Оттуда легче. Ближе.

На пороге Элис обернулась:

- Ты даже не плачешь. Ты такая бесчувственная, что у тебя нет даже слез.

Рут вернулась к своему стулу и тут же заснула. Огонь в очаге понемногу затухал и угас совсем, и, когда Джо пришел к ней в шесть часов утра, комната стояла холодная и неуютная в первых стылых лучах рассвета.

Они никогда не послали бы его сюда, он, верно, сам решил пойти, и тут уже ничто не могло его остановить. Когда она открыла глаза, он был здесь, рядом. И с тревогой смотрел на нее.

- Джо...

Она пошевелилась и сразу почувствовала, что у нее болит все тело особенно шея и спина; а левая рука, лежавшая под головой, пока она спала, совсем занемела.

Комната была такой же, как прежде, все на своих привычных местах, и это удивило ее в первое мгновение - ей почему-то казалось, что все станет совсем другим.