Вашингтон Ирвинг - Легенда о Трех прекрасных принцессах

Торопясь благополучно завершить переправу принцесс через реку и горы, мы забыли упомянуть о судьбе благоразумной Кадиги. Во время скачки по равнине она вцепилась, как кошка, в Гуссейна-Бабу, взвизгивая при каждом толчке и вызывая по этой причине потоки ругательств волосатого ренегата; когда же он погнал коня в воду, ее ужас стал безграничен.

- Не хватайся так крепко, ты мне мешаешь, - вскричал Гуссейн-Баба, держись за мой пояс и ничего не бойся.

Она обеими руками ухватилась за кожаный пояс, стягивавший живот дородного ренегата, но когда он наконец вместе с кавалерами остановился на вершине горы, чтобы перевести дух, дуэньи нигде не было видно.

- Где же Кадига? - вскричали встревоженные принцессы.

- То ведомо только аллаху, - последовал ответ ренегата, - мой пояс расстегнулся посредине реки, и Кадига заодно с ним свалилась в поток. Такова воля аллаха; горе мне, то был драгоценный, богато расшитый пояс!

Как бы горько принцессы ни печалились по поводу исчезновения своей благоразумной наставницы, для праздных сожалений времени не было. Впрочем, двужильная старуха утонула, да не совсем: рыбак, забросивший в реку свои сети чуть ниже, вытащил ее на берег и был несказанно поражен своим необыкновенным уловом. О том, что сталось с благоразумной Кадигой в дальнейшем, легенда умалчивает; бесспорно лишь то, что свойственное ей благоразумие побудило ее держаться возможно дальше от Мохамеда Левши.

Почти столь же мало известно о поведении прозорливого монарха после того, как он узнал о бегстве дочерей и о шутке, которую сыграла с ним самая верная из его служанок. Это был единственный случай, когда он прибегнул к чужому совету, и в дальнейшем, насколько известно, никогда больше не был повинен в подобной слабости. Впрочем, он принял необходимые меры охраны последней оставшейся дочери, которая не пожелала бежать, хотя, как полагают, порою сожалела об этом. Ее не раз видели на верхней площадке башни, откуда она грустно взирала на горы в том направлении, где расположена Кордова, а иной раз слышали и ее лютню, сопровождавшую грустные песни, в которых она оплакивала, как говорят, потерю сестер и возлюбленного и сетовала на свое одиночество. Она умерла молодой и, по слухам, была похоронена в подземелье под башней, ее безвременная кончина породила в народе не одну легенду и сказку.