Фрэнк Йерби - Изгнанник из Спарты

воздаст Фрине последние почести и будет всегда скорбеть о ней, храня память о бедняжке в самом сокровенном уголке своего сердца, но, похоже, он недолго останется ей верен. Он молод и жив, хотя и очень горюет. И имеет право на радость... когда-нибудь потом, в будущем.

Обуреваемый смутными, противоречивыми юношескими мечтаниями. Аристон замешкался. Покидая дом, он поспешил юркнуть в проулок, чтобы не столкнуться со взрослыми мужчинами, стратегами и простыми гоплитами, которые освещали Теламону путь домой. Аристон вжался в стену и стоял, трепеща, пока они не прошли мимо. Затем он кинулся бежать, и расстояние между ним и целью стремительно сокращалось.

Аристон пересек в темноте долину Лаконики, добрался до подножия Парнона и начал карабкаться вверх. Однако драка, плавание и бег порядком утомили его. Аристон понимал, что глупо являться в селение совершенно обессиленным. Ему не пришло в голову, что еще глупее явиться туда средь бела дня - а именно так должно было случиться, заночуй он на полпути. Он остановился, хорошенько закутался в украденный длиннополый плащ, чтобы укрыться от холодного горного ветра, и улегся в маленькой расщелине. Лежа там, Аристон окропил землю вином, воздав жертву богам, съел маленький кусочек козьего сыра и хлеба, закусил парой маслин и, закрыв глаза, попытался заснуть.

Но сон не шел. Мысли и воспоминания терзали Аристона , он мучился бессонницей. Задремал он почти перед самым появлением розовоперстой Эос, богини зари, когда колесница Фаэтона уже была готова появиться на восточном небосклоне, пролагая путь Гелиосу, их славному брату-солнцу. Но через час юноша проснулся: пробуждающееся солнце било ему прямо в глаза. Он решил, что это доброе предзнаменование: неизлечимая страсть Эос к юношам была общеизвестна. Может, она будет благосклонна к нему?

Через несколько часов, стоя на высокой горной тропе - тропе теней и демонов, по которой за последние двадцать с лишним лет прошел только он один, - Аристон снова глядел

на лежавшее внизу селение. Из-под притолок всех домишек курился дымок, но никого не было видно, кроме мальчика, который пас нескольких коз на краю лужайки, поросшей травой.

Аристон заметил белые кости Фрины, наполовину скрытые травой. Но ее черепа не обнаружил. Ни следа хрупкого маленького шарика, в котором при жизни таились мечты, надежды и нежные мысли. Только длинные берцовые кости, переломанные ребра, полукружья тазовых костей, под защитой которых, если бы деревенские гарпии не убили Фри-ну, могла бы начаться жизнь нерожденного бога. Да-да, божественная жизнь зародилась бы в этом нежном лоне. И мечтать, думать об этом вовсе не было кощунством, ибо какое другое существо могло родиться от столь великой любви, которую питала к нему Фрина?

Прежде чем повернуть назад. Аристон хорошенько запомнил, где лежит каждая кость. Наконец-то он осознал, что попытаться осуществить задуманное днем равносильно самоубийству, и намеревался собрать кости Фрины после наступления темноты. Однако отсутствие черепа его тревожило. Плоть человека в любом случае превращается в ничто, но какой прок от обряда, совершаемого над костями, ежели не хватает такой жизненно важной детали?

И еще. За свое преступление Ликотея должна умереть. Аристон очень сожалел, что остальные злобные гарпии избегнут наказания, но понимал, что ничего поделать нельзя. Да и потом, если рассуждать хладнокровно, они были лишь орудиями в руках преступницы, она же их ввела в заблуждение, обманула. А по обычаям периэков двойное убийство каралось именно такой смертью, если не хуже. А вот волчица прекрасно сознавала, что делает. И для этого не существовало никаких объяснений или оправданий. Бессмертные боги, как же она хорошо все продумала! Она явно кралась за ними по извилистому подземному лабиринту, шла по их следу, словно настоящая волчица. Только река остановила ее, без сомнения, она боялась воды, поскольку не умела плавать. А на берегу...

Она нашла одежду Фрины. Взяла ее и вернулась обратно, ко входу в пещеру. Там она нагнулась и обмакнула белую, тонкую ткань, прикрывавшую невинную, целомуд

ренную, нежную Фрину, в загустевавшую, кошмарную лу жу мужниной и Аргусовой крови. А затем использовала это как доказательство, чтобы убедить приемных дочерей Эри-ний, женщин Парнона, что Фрина...

- Готовь свою лодку, Харон! - тихо дал зарок Аристон. - Клянусь твоим повелителем, мрачным Аидом, тебе будет кого переправить сегодня через Стикс!

Но, сидя у костра возле дальнего входа в пещеру, Аристон осознал, что выполнить обещание нелегко. Он ведь понятия не имел, где, в какой хижине жил Эпидавр. Мало того, что нужно отыскать череп бедняжки Фрины, так еще придется красться от окошка к окошку, высматривая среди спящих Ликотею... Это было маловероятно. А попросту говоря, невозможно.

Погруженный в тягостные раздумья Аристон сидел у костра. Ему не без оснований казалось, что боги задали ему столько работы, сколько не задавали даже великому Гераклу. Если бы только найти способ... способ...

Внезапно он вскочил на ноги: его осенило! Он понял, что нужный способ не только существует, но и что он относительно прост. Сейчас примерно полдень. Мужчины придут пообедать со своих каменистых полей и пастбищ, где они пасут коз. Насколько было известно Аристону, все мужчины в селении были женаты. Значит, одна из хижин, в которую - поскольку Аргус мертв - не войдет мужчина, будет хижиной Востроглазого, а другая - никем не оплаканного Эпидавра. Его дом тоже еще явно пустует, ибо, во-первых, в селении больше нет мужчин брачного возраста, а, во-вторых, Ликотея еще не кончила носить траур.

Аристон вышел из пещеры и снова поднялся по тропинке. Оттуда, с высоты, он взглянул на селение. Эос, Артемида и Афина благоволили к нему: Аристон увидел саму Ликотею, которая величественно шла через площадь. Покраснев от стыда, Аристон неожиданно осознал, что волчица демонически притягательна. Разглядев при дневном свете ее лицо, уже не опухшее и без синяков, Аристон подумал, что, наверно, возлечь с ней - огромное блаженство, тем более что она, как всегда, была чистой.

И тут же стыд, подобно когтистому грифу, начал разди

рать Аристона. Думать такое о женщине, растерзавшей Фрину! О той, что вонзила свои зубы в...

Однако кое-кто тоже разделял его восторги. Ибо когда Ликотея проходила по улице, великан Панкрат поспешно выскочил из своего дома и подбежал к ней. Конечно, с такой высоты Аристон не мог слышать, о чем они говорили, но по выражению лица и жестам Ликотеи было понятно, что она ругает Панкрата за дерзость. Панкрат только рассмеялся в ответ на ее слова, привлек ее к себе и шлепнул по заду. Сверкнуло лезвие ножа. Великан отшатнулся и поднес руку к лицу. Потом отдернул - рука оказалась вся в крови. Ликотея располосовала ему лицо от уха до подбородка. Длинная косматая борода Панкрата тут же стала красной.