Фрэнк Йерби - Изгнанник из Спарты

- Ну, так можешь? - повторил Орхомен.

- Нет, - покачал головой Аристон.

Той же ночью из Спарты прибыл гонец. Что он сказал Теламону - спартанцы всегда передавали важные сообщения устно, и считалось, что гонец скорее умрет под пыткой, чем выдаст тайну, - стало ясно только через три дня. Похоже, Теламон поведал о донесении только своему лоча-гою, командовавшему пятью тысячами воинов. Лочагой отдал приказ пентакосту, в подчинении у которого находились тысяча двадцать пять гоплитов, а те, в свою очередь, передали его своим эномотархам, которые объявили простым

солдатам:

- Снимайте шатры! Упаковывайте снаряжение! Готовьте оружие!

Все было собрано за полчаса... И вот они молча стоят и с удивлением, дрожью и болью слушают, как трубач подает сигнал, который спартанцы всегда слышали лишь на учениях: "Отход". Им приказано отступать! Однако они недаром родились спартанцами. Без единого слова воины повернулись спиной к афинским стенам и зашагали прочь.

На обратном пути Теламон чуть не довел их до разрыва сердца. Он вел их быстрым шагом, пока они не начали падать с ног. В первый день они прошли от Афин до Элевсии, во второй - от Элевсии до Коринфа- После Коринфа следующим перевалочным пунктом был Аргос, находившийся по

дороге в Спарту. Однако они не могли устроить там привал, поскольку, хотя Аргос принадлежал Пелопоннесскому полису, жители были союзниками Афин. Так что спартанцам пришлось миновать город. Но позже, днем, Теламон, видя, как измотано его войско, проявил мудрость и доброту, на которые он иногда оказывался способен. Он собрал воинов и прямо, откровенно объяснил, что стряслось.

Афинский флот под начальством Эвримедона и Софокла вторгся в Пелопоннес, захватил полуостров Пилус на западном побережье и оставил там воинов, которыми командовал афинский стратег Демосфен.

Не успел он договорить, как гоплиты повскакали с мест и принялись кричать:

- Вели выступать! Мы готовы!

Ночью они миновали Аргос и шли с удвоенной скоростью до рассвета. Затем отдохнули часок и вновь отправились в путь. И хотя расстояние от Аргоса до Спарты равнялось шестнадцати парасанкам, одному гиппикону и трем стадиям*, они преодолели его всего за четырнадцать часов. В десять вечера они видели впереди огни Аргоса, а утром следующего дня уже входили, шатаясь от усталости, в Спарту.

В Пилус их послали не сразу, ибо Спарта уже вызвала свой флот из Корсиры. Однако Теламон напомнил эфорам о своей клятве, и его с сыном пообещали взять на борт триремы. Но, несмотря на приказание эфоров, отплытие Теламона чуть не сорвалось.

Во-первых, Теламон был гораздо выше рангом, нежели сам капитан судна, некий Бразид, который тогда был только триерархом, а впоследствии стал крупнейшим спартанским полководцем. Надо сказать, что эллины не различали рода войск. Человек мог быть навархом, а через день уже стратегом. В Афинах слово "наварх", адмирал, вообще не употреблялось, командующего флотом все равно называли полководцем. Разумеется, Бразид должен был уступить коман

Древнегреческие меры длины.

153

дование судном Теламону, но он твердо, хотя и вежливо, отказался это сделать, вопреки тому, что, как и все спартанцы, питал огромное уважение к старшим. Бразид понимал, что флот лакедемонян, который был еще,что называется, в пеленках, ибо его создали лишь несколько лет назад, должен сразиться с мощным флотом афинян. Мужчина возраста Теламона абсолютно ничего не смыслил в мореходстве: хуже того, он наверняка его презирал, будучи, как все знатные спартанцы, консерватором до мозга костей; они всегда презирали то, чего не видели или не делали их великие предки. Юный триерарх с горечью сознавал, что седобородый старец даже не знает морских терминов и не сможет отдавать команды. Поэтому Бразид в отчаянии воспротивился назначению Теламона, хотя знал, что по закону, обычаям, по всем правилам должен был уступить ему. Но он не знал, что Теламон был живым трупом, для которого такие мелочи, как звания и почести, уже не имели значения. Бывший стратег лишь слабо улыбнулся красивому юному триерарху. А затем с невероятным достоинством сорвал со своих доспехов регалии и швырнул их в море.

- Если хочешь, пошли меня на камбуз, - спокойно сказал он. - Я умею готовить.

Во-вторых, при виде Аристона моряки подняли страшный шум. Матросы вообще очень суеверны. Они считали, что присутствие на борту юноши, уличенного в столь жутком святотатстве, разгневает Посейдона и тот выпустит на волю все ветры на свете, вспенит трезубцем громадные волны, и их утлое суденышко разлетится в щепки, а они все

потонут.

Теламон уладил это, призвав жреца, который предсказал морякам их судьбу. Или думал, что предсказал. На самом деле все уладилось благодаря Аристону. Прослышав про замысел отчима, он взял у Теламона взаймы целую мину, сказав, что собирается воздвигнуть стелу в храме Афины-всадницы, дабы она воздержалась от помощи афинянам. А на самом деле дал взятку вещуну, и мудрый старик истолковал все знаки и предзнаменования в благоприятную для Аристона сторону.

Так что они наконец пустились в путь, хотя и с задержкой на день. Однако, едва корабль отдал швартовы и си

девшие в три ряда гребцы взмахнули веслами, моряки увидели странную сцену: гоплит в полном вооружении пробежал по пристани и нырнул в море. Вынырнув на поверхность, он быстро поплыл за ними, несмотря на тяжелые доспехи. Бразид немедленно приказал гребцам остановиться.

- Такой человек мне нужен! - воскликнул он. - Бросьте ему веревку, дураки!

И они втащили Орхомена на борт корабля. Аристон тут же подошел к нему и поцеловал. Орхомен ухмыльнулся, глядя на юношу.

- Я за тобой в огонь и в воду, ослик в доспехах! - сказал бывший илиарх.

- Ты по-прежнему считаешь афинян трусливыми собаками? - спросил Орхомен.

Аристон посмотрел на него и перевел взгляд на море. Вопрос не требовал ответа. Ведь все пошло наперекосяк с самого начала. И теперь уже не оставалось никакой надежды.

Когда на сорока трех триремах под предводительством наварха Фразимелида они величественно вплывали в бухту Буфрас, это казалось увеселительной прогулкой. Будто слона послали прибить муху. Но на полуострове Пилус афинян, которыми командовал Демосфен, было в десять, двадцать, даже в пятьдесят раз больше. Они выстроились на берегу одного-единственного узкого пролива, по которому могли подойти к берегу лодки с трирем, и лакедемоняне не сумели высадить на берег столько гоплитов, сколько требовалось, чтобы чувствовать себя на равных с афинянами. А те сражались, словно загнанные в угол львы.

Бразид в первый же час упал, обливаясь кровью: ему нанесли целую дюжину ран. Когда он падал, у него вырвали щит, и лакедемоняне сразу приуныли. Впервые в их истории афиняне отобрали щит у живого спартанца!