Ф Каринти - Извините, господин учитель

В сентябре 1898 года я познакомился с Родяком, но дружить с ним по-настоящему начал с ноября, когда после примененных ко мне административных мер - в данном случае о них нет смысла говорить подробнеея оказался на шестой парте в четвертом ряду справа. За моей спиной слева сидел Тивадар Жемле, а перед Родяком - Зингер. Это обстоятельство, как мы вскоре увидим, сыграло немаловажную роль.

Перехожу к сути. В ноябре я находился в таких доверительных отношениях с Родяком, что он уже тогда вполне откровенно поделился со мной своими взглядами на мир, хотя в то время я даже не мог и подозревать о том, что у данной личности имеются взгляды. Должны были разыграться решительные события, прежде чем я понял, что речь, собственно, идет не просто о воззрениях этого человека, а об истинно радикальной и действенной платформе.

Был конец ноября. Однажды утром я застал Родяка в шумном споре с Зингером. Пригнувшись к партам, они ожесточенно размахивали руками и яростно шептались. Зингер казался весьма озабоченным, высказывался коротко, но решительно и ультимативно. При моем появлении оба сразу замолчали. Это недоверие меня не оскорбило, так как я в то время еще не был посвящен в их тайну (правда, и после посвящения они почему-то всегда держались со мной весьма осмотрительно) .

На большой перемене я поймал в коридоре Родяка. Я тактично задал ему несколько вопросов. Он заметно смутился и ответил уклончиво. Зингер оказался более общительным. Я узнал, что дело Родяка Жемле, которое с давних пор грозило опасными последствиями, сегодня утром приняло такой оборот, что дипломатическим путем ничего уже не исправить.

Мне давно было известно, что между Родяком и Жемле существуют непримиримые принципиальные разногласия: Родяк, как глава радикалов, обвинял Жемле в тайных паншпанистских симпатиях. В то время шпана установила в районе Йожефвароша настоящий террор, ее влияние распространилось далеко окрест, вплоть до улицы Риго. Ходили слухи, что агенты шпаны проникли и в нашу среду, в пятый и шестой классы, где числятся учениками. Жемле решительно отрицал свою связь со шпаной. Его контакты с нею носили якобы сугубо случайный характер и не затрагивали жизненных интересов улицы Риго. Тем не менее Родяк во время большой перемены сурово предостерег Жемле от его прекраснодушных иллюзий. Конфликт между двумя деятелями обострился. Наконец сегодня утром по какому-то совсем незначительному внешнему поводу между ними разгорелась острая перепалка. В горячке спора Тивадар Жемле, забыв о всякой предосторожности, перешел к угрозам по адресу Родяка и его сторонников, проболтавшись, что вечером, по дороге домой, на них нападет шпана, вооруженная палками.

Мигом струхнув оттого, что выдал себя, Жемле пошел было на попятную и стал утверждать, что лично он к этому делу непричастен, что он якобы ничего точно не знает, просто он об этом случайно узнал. Но Родяк не обратил внимания на эти отговорки, немедленно прекратил спор с Тивадаром Жемле и удалился с Зингером на совещание.

Так развивались события до одиннадцати часов дня.

Я воссоздал эту обстановку по отрывочным данным: Зингер и Родяк, предчувствуя близость тяжелого часа, высказывались чрезвычайно сдержанно. Еще до одиннадцати, во время урока, меня сзади толкнул в бок Жемле и, взяв с меня клятву молчать, сказал, чтобы после школы я подождал его у ворот-он сообщит мне нечто чрезвычайно важное. Хотя я тогда еще не был полностью в курсе надвигающихся событий и не предугадывал исхода грядущих схваток, но, повинуясь интуиции, я сразу принял сторону Родяка. Поэтому на обращение Тивадара Жемле я ответил уклончиво.

Родяк, являвшийся свидетелем моего лояльного поведения, не промолвил ни слова, но я почувствовал, что его доверие ко мне значительно возросло. Корректно и деловито (эти качества мне с тех пор не случалось наблюдать у государственных деятелей) он сообщил мне, что, если я не против, он будет рад видеть меня в двенадцать часов на площади Марии-Терезии, где у него с Зингером назначен "военный совет" с целью рекогносцировки местности. Он выразился именно так. На совете и будет обсужден план действий.

С колотящимся от волнения сердцем я пришел к назначенному часу в назначенный пункт. Великие события, в центре которых я, таким образом, очутился, наполнили меня волнением и гордостью. Это волнение, однакс, я всячески стремился скрыть, увидев, с каким подчеркнутым спокойствием эти два незаурядных человека обсуждают ответственнейшие проблемы. Хотя далеко не все в речах Родяка и Зингера было мне понятно, я старался держаться столь же решительно, как и они, втайне смущаясь оттого, что не постигал смысла некоторых профессиональных выражений.

Зингер начал свой доклад с оценки общей обстановки. Сегодняшнее заявление Тивадара Жемле позволяло сделать вывод, что шпана совершила предательство (слово "предательство" фигурировало на этом совете весьма часто). Таким образом, улица Риго находится накануне войны с Тивадаром Жемле и с теми, кто еще с начала учебного года исподволь угрожал классу "Б" вооруженным нападением.

Отвечая Зингеру, Родяк со зловещим спокойствием, от которого у меня пробежали по телу мурашки, заявил, что он согласен вызвать Тивадара Жемле на поединок и будет драться с ним по всем правилам английского бокса на глазах у предводителей обеих сторон. Родяк настаивал на английском боксе, а также на том, чтобы перед началом боя два специальных секунданта проверили, не надел ли Жемле под рубашку панцирь, что явилось бы гнуснейшим обманом.

Зингер согласно кивнул и скромно заметил, что к обману со стороны врага он готов давно. Учитывая, что его отец имеет огромные рудники в Бакони, он уже дал указание изготовить восемь тысяч панцирей из нержавеющей стали, которые можно носить под одеждой без риска, что их обнаружат. Вот уже несколько месяцев рабочие спешно выковывают эти панцири, и на днях прибудет первая партия: три тысячи штук. Если противник, пользуясь агентурными данными, об этом проведает и примет контрмеры, то в этом случае Зингер изготовит несколько полных комплектов стальных доспехов, состоящих из лат, шлема и специальной обуви. Что касается поединка, то с этой идеей он согласен, однако при условии, что вместо двух секундантов будут приглашены нейтральные лица.

Во время этого совещания я страшно робел и долго не смел ничего сказать. Но, видя, что роняю себя в их глазах, я, запинаясь, поставил вопрос о том, не лучше ли просто гильотинировать Тивадара Жемле. Ведь если он совершил предательство, то что, в сущности, может нас остановить?

Хотя члены военного совета и владели собой, я заметил, что мое предложение поразило их. В пространной речи Зингер ответил мне, что идея эта сама по себе недурна, но беда в том, что без объявления войны такие вещи делать не полагается, ибо это (он долго искал подходящее выражение) явилось бы беззаконием. Родяк немедленно присоединился к этому определению.