Мюриэл Спарк - Баллада о предместье

— Не брошу, пока ты не порвешь с этим типом. Он тебе забивает голову невесть чем.

— Ты сама, слава богу, потрудилась, чтобы забить мне голову, — сказал он. — По твоей милости у меня голова всегда была этим забита. Особенно в шкафу.

— Хамфри, повтори, что ты сказал.

— Ляг и успокойся.

— Нет, теперь ни за что не лягу. Ты меня оскорбил.

— Я знаю, что с тобой стряслось, — сказал он. — Ты теряешь чувство пола. У любой девушки пропадет чувство пола, если она ударится в скопидомство и дальше своей копилки ничего видеть не будет. Вполне объяснимо, если подойти психологически.

— Ты, конечно, все как следует обсудил с Дугалом Дугласом, — сказала она. — Сам бы ты до этого в жизни не додумался.

Она встала и отряхнула пальто. Он свернул пледы.

— Не хочу, чтоб вы меня обсуждали, это унизительно, — сказала она.

— Кто это тебя обсуждает? — сказал он.

— Допустим, ты не обсуждаешь, так слушаешь, как он обсуждает.

— Ты вот что пойми, — сказал он. — Дугал Дуглас — человек образованный.

— У моей мамы, может, дядя учителем работает, а так себя все равно не ведет. Он не ходит в столовую реветь, как твой Дугал. — Дикси засмеялась. — Он педик.

— Да он просто представлялся. Ты не знаешь Дугала. Спорить могу, что он не взаправду плакал.

— Ну да, не взаправду. Его девушка бросила, а он тут же нюни распустил. Курам на смех.

— Какой же он тогда педик, если плачет из-за девушки?

— Был бы не педик, так и вообще бы не ревел.

Июньским вечером Тревор Ломас вошел неверной лунатической поступью в танцевальный зал Финдлейтера и огляделся по сторонам в поисках Бьюти. Паркет был искусно выложен и тщательно отполирован. Бледно-розовые стены светились изнутри. Бьюти стояла в женской половине зала и обменивалась замечаниями с несколькими очень одинаковыми и очень пестрыми девицами. Их поведение было тщательно отработано с учетом обстановки: говоря между собой, они не особенно улыбались и почти не слушали друг друга. Если приближался кавалер, любая девушка преспокойно могла оборвать фразу на полуслове и с улыбкой вся устремлялась к нему навстречу.

Большинство мужчин, по всей видимости, не вполне пробудились от глубокого сна; полузакрыв глаза, они одурманенно скользили по направлению к своим избранницам. Такой подход к делу явно нравился девушкам. Само приглашение к танцу обычно выражалось жестом: кавалер еле заметно мотал головой в сторону танцующих. В ответ на это девушка, подергавшись в знак покорности, плыла на зов в объятия партнера.

Тревор Ломас отошел от правил настолько, что выразил Бьюти свою волю посредством рта, который он, впрочем, приоткрыл не более чем на шестнадцатую часть дюйма.

— Пойдем поизвиваемся, змейка, — процедил он через образовавшуюся щель.

В залах Финдлейтера не танцевали буйный рок: здесь культивировался свинг, ча-ча и тому подобное. Бьюти извивалась с полным знанием дела. Особенно талантливо она трясла плечами и выпячивала животик; Тревор же слегка двигал коленями. Дугал, который в это время вошел в зал с белокурой Элен, оглядел публику с одобрением.

Во время следующего танца — полшага вперед, поклон, полшага назад, поклон — Бьюти стрельнула глазами в сторону обращенного лицом к танцующим дирижера джаз-банда, бледного юнца с тонкой шеей, которая колыхалась в просторном воротнике небесно-голубой курточки. Уловив взгляд Бьюти, он быстро поднял и опустил брови. Тревор посмотрел через плечо на юнца, который уже повернулся к джазу и чуть помахивал музыкантам расслабленными кистями рук. Тревор спросил одними губами:

— Дружка завела?

— Какого дружка?

Тревор коротко указал макушкой на дирижера джаз-банда.

Бьюти отрицательно содрогнулась в ритме танца.

Дугал танцевал с Элен. Он отпустил ее, высоко подпрыгнул, потом сгорбился; руки его болтались, как подвешенные. Он уперся левой рукой в бок и поднял правую, а его ноги выделывали яростные движения буйной шотландской пляски — пятка к щиколотке, потом к колену. Элен скорчилась от смеха и никак не могла выпрямиться. Парочки, танцевавшие возле них, останавливались, как будто у них кончился завод, и обступали Дугала. Высокий плотный мужчина в вечернем туалете пробрался к джаз-банду: он что-то сказал дирижеру, тот повел глазами на толпу вокруг Дугала и сделал джазу знак остановиться.

— Ух! — крикнул Дугал, когда музыка прекратилась.

Кругом стояли гомон и хохот. Говорили все примерно одно и то же. Одни говорили: «Поменьше страсти, ишь разошелся», другие: «Нельзя этого допускать», третьи: «Парень гвоздь. Не лезьте к нему». Кое-кто хлопал в ладоши и говорил: «А ну давай». Высокий плотный распорядитель подошел к Дугалу и сказал ему, сияя от радости:

— Очень здорово, сынок, только больше, пожалуйста, не надо.

— Вам что, не нравятся шотландские танцы? — спросил Дугал.

Распорядитель просиял и отошел. Джаз-банд начал играть. Дугал, а за ним и Элен, покинули зал. Вскоре он снова появился, волоча за собой Элен, которая тянула его обратно. Но он врезался в толпу танцующих с крышкой от урны, раздобытой на заднем дворе. Он положил крышку вверх дном на пол, уселся в нее, скрестив ноги, и начал, как лодочник в утлом челне, бороться с волнами. Музыка смолкла, но никто этого не заметил из-за суматошного хора веселых, протестующих, ободряющих и сердитых возгласов. Танцоры постепенно столпились вокруг Дугала, который исполнял воинственный зулусский танец, потрясая крышкой, как щитом.

Два вестиндца из толпы запротестовали:

— Брось, малый.

— Нечего нас оскорблять, малый.

Но два других длинных, черных до блеска танцора подбадривали его, присев на корточки и отчаянно хлопая. Им вторили их курчавые спутницы, хохот которых перекрывал все остальные звуки. Смеясь, они вращали верхней частью тела, вращались их плечи, головы и глаза.

Дугал поклонился чернокожим девушкам.

Затем Дугал сел на пол и стуком тамтама начал созывать племя. Он вскочил и с крышкой на голове стал меланхолически пережевывать рис, превратившись в китайского кули. Он зажал крышку между коленями, склонился к раме велосипеда и принялся бешеными рывками гнать его в гору. Он превратился в старуху под зонтиком; он качался на крышке и с копьем охотился за рыбой с борта своего каноэ; он крутил руль на автогонках; он использовал свою крышку на все лады и наконец подпер эту крышку от урны своим искривленным плечом и, одной рукой ударяя в тарелки, другой вяло дирижировал невидимым оркестром, явив зрителям вытянутую унылую физиономию дирижера джаз-банда.

Все так же сияя, распорядитель протиснулся сквозь толпу. Не переставая сиять, он разъяснил, что крышка царапает и пачкает пол зала и что Дугалу лучше будет покинуть помещение. Он подхватил под локоть Дугала, который прижимал к себе свою крышку.