Готфрид Келлер - Новеллы

- Идите сюда, дорогие, посидите и вы немножечко возле меня, чтобы нам еще на мгновение в последний раз насладиться нашей дружбой и единодушием.

Иобст и Фридолин, толкая друг друга, подбежали к девице и уселись, вытянув ноги. Не снимая руки с плеча шваба, Цюз другую руку протянула Иобсту, а ногами дотронулась до подошв Фридолина, улыбаясь по очереди каждому из них. Бывают такие виртуозы, которые умеют играть на нескольких инструментах разом - звенеть колокольчиками, тряся головой, ртом дуть в свирель, руками играть на гитаре, коленками ударять в цимбалы, ногой стучать в треугольник, а локтем бить в барабан, висящий за спиной.

Немного погодя Цюз поднялась с земли, расправила платье, которое было у нее аккуратно подобрано, и сказала:

- Пора уже, дорогие друзья, приниматься за дело: вам надо приготовиться к тому серьезному состязанию, которое вам, по своему неразумию, предложил ваш хозяин, а мы рассматриваем как веление высшего рока! Вступите же на этот путь с похвальным усердием, но без вражды и зависти друг к другу, и покорно предоставьте венец победителю!

Подмастерья вскочили как ужаленные. Они стали в ряд, готовые бежать наперегонки во всю силу своих резвых ног, хотя доселе они шествовали лишь осмотрительным, степенным шагом. Ни один из них не мог даже припомнить, скакал ли он и бегал ли когда-нибудь раньше: больше других еще верил в свои силы шваб, он даже потихоньку шаркал ногами по земле, нетерпеливо переминаясь на месте. Странно и подозрительно поглядывали они друг на друга, были бледны и обливались потом, как будто уже бежали во весь опор.

- Подайте друг другу еще раз руки, - сказала Цюз.

Они повиновались, но так неохотно и вяло, что три руки только слегка соприкоснулись и тотчас бессильно повисли, словно налитые свинцом.

- Неужели мы действительно примемся за это дурацкое дело? - спросил Иобст, вытирая глаза, полные слез.

- Да, - сказал баварец, - неужели мы действительно побежим и поскачем? - и при этом заплакал.

- А вы, любезнейшая девица Бюнцлин, - спросил Иобст рыдая, - как вы будете себя вести?

- Мне подобает, - ответила она, поднося носовой платок к глазам, - мне подобает молчать, страдать и смотреть.

Шваб ласково и лукаво спросил:

- Ну, а потом, девица Цюз?

- О Дитрих, - ответила она кротко, - разве вы не знаете поговорки: указание судьбы - это голос сердца!

При этом она искоса взглянула на него так выразительно, что он опять затопал ногами и возымел желание тотчас помчаться рысью.

Пока оба соперника приводили в порядок свои тележки и Дитрих занимался тем же, Цюз несколько раз многозначительно толкала его под локоть и наступала ему на ногу; она даже обтерла пыль с его шляпы, но одновременно, как бы желая показать, что посмеивается над швабом, улыбалась и двум другим, однако так, чтобы он этого не заметил. Наконец все трое крепко надули щеки, тяжко вздохнули, обвели глазами все вокруг, сняли шляпы, отерли пот со лба, пригладили слипшиеся волосы и вновь надели шляпы. Затем они еще раз оглянулись на все четыре стороны и глубоко вобрали воздух. Цюз сжалилась над ними и так растрогалась, что сама заплакала.

- Здесь остались еще три сухие сливы, возьмите каждый по сливе в рот и сосите, это вас освежит. Ступайте же, и да удастся вам обратить неразумие злых в мудрость праведных! То, что они придумали из озорства, преобразите в назидательное торжество самообладания и стойкости, в сознательное увенчание многолетнего благонравия и соперничества в добродетели!

Она положила каждому в рот по сливе, и они принялись их сосать. Прижав руку к животу, Иобст воскликнул: "Раз уж так суждено, да свершится воля всевышнего!" - и сразу, подняв палку, быстро зашагал, сильно сгибая колени и таща за собой на тележке свою котомку. Увидев это, Фридолин последовал за ним крупными шагами, и оба они, не оглядываясь, довольно быстро затрусили под гору. Шваб двинулся в путь последним и шел рядом с Цюз, с видом хитрым и самодовольным, неторопливо, словно был заранее уверен в победе и из благородства решил предоставить двум другим некоторое преимущество. Цюз похвалила его миролюбивое спокойствие и доверчиво повисла на его руке.

- Ах, как прекрасно, - сказала она со вздохом, - иметь твердую опору в жизни! Даже если человек достаточно одарен умом и рассудительностью и шествует стезей добродетели, то насколько же увереннее идешь по этой стезе, опираясь на верную дружескую руку!

- Черт побери, конечно, я того же мнения, - ответил Дитрих и изрядно толкнул ее локтем в бок, в то же время зорко следя, чтобы соперники не слишком его опередили. - Вот оно что, почтеннейшая девица, наконец-то вы сообразили! Поняли, где раки зимуют!

- О Дитрих, дорогой Дитрих, - сказала она, вздыхая еще сильнее. - Я чувствую себя часто очень одинокой.

- Гоп-гоп! Значит, чему быть, того не миновать! - воскликнул он, и сердце у него запрыгало, как зайчонок при виде белой капусты.

- О Дитрих! - воскликнула она и прижалась к нему еще крепче. Хитреца словно варом обдало, и сердце у него готово было разорваться от плутовской радости, но тут он заметил, что его соперников уже не видно, они исчезли за поворотом. Он хотел вырваться из рук Цюз и помчаться вслед за ними, но она держала его так крепко, что это ему не удалось, и цепляясь за него, словно совсем ослабела.

- Дитрих, - пролепетала она, закатывая глаза, - не оставляйте меня сейчас одну, я вам доверяю, поддержите меня!

- Черта с два! Отпустите меня, любезная девица, - закричал он в смятении, - или я опоздаю, и тогда прощай семейный уют!

- Нет, нет, вы не можете меня покинуть, я чувствую, мне вот-вот станет дурно, - жалобно просила она.

- Станет или не станет! - завопил шваб и рывком высвободился из ее рук. Он вскочил на холмик и увидел, что бегуны мчатся во всю прыть уже далеко под горой. Он хотел было поскакать вслед за ними, но на миг еще раз обернулся к Цюз. А та сидела у начала узкой тенистой лесной тропинки и ласково манила его рукой. Против этого он не мог устоять и, вместо того чтобы бежать с горы, помчался назад, к девице. Увидя, что он возвращается, Цюз встала и углубилась в рощу, все время оглядываясь на него; она решила всеми способами удерживать его от участия в состязании и дурачить до тех пор, пока он уже не сможет обогнать своих соперников и остаться жить в Зельдвиле.

Но тем временем находчивый шваб переменил план действий и решил завоевать свое благополучие здесь же, на горе. Поэтому все вышло совсем не так, как рассчитывала хитрая девица. Он побежал назад и, достигнув укромного уголка, где сидела Цюз, пал к ее ногам и разразился самыми пылкими объяснениями в любви, какие когда-либо слетали с уст гребенщика. Она пыталась сперва призвать его к спокойствию и, не отпугивая, удержать в границах приличия, пустив в ход всю свою премудрость и кокетство. Но когда он призвал ад и рай в свидетели своих чувств, разразившись целым потоком великолепных, чудодейственных слов, подсказанных ему крайним возбуждением и предприимчивостью; когда он стал осыпать ее ласками, восхваляя и превознося до небес все ее качества, и телесные и духовные; когда к тому же воздух и лес были так тихи и нежны, - Цюз наконец потеряла самообладание, ибо чувства у нее были такие же куцые, как и разум; сердце ее копошилось беспомощно и боязливо, словно жук, упавший на спину, и Дитрих оказался победителем. Она завлекла его в эту чащу с намерением предать его - и вдруг сама оказалась во власти маленького шваба. Это произошло не потому, что она была страстно влюблена; но, как неглубокая натура, она, несмотря на всю свою воображаемую мудрость, ничего дальше своего носа не видела. Они пробыли по крайней мере час в этом приятном одиночестве, вновь и вновь обнимаясь и целуясь тысячу раз, пылко клялись друг другу в верности до гроба и порешили обвенчаться при любых обстоятельствах.