Джон Апдайк - Переворот

— Белые люди вовсе не хотят быть дьяволами.

— Ни один дьявол не хочет быть таким, — сказал ей Хаким Феликс. — Но это ваша трагедия, а не наша. — Ему стало жаль ее. — Я думал при этом не столько о прелестных американских девушках, сколько о французских офицерах, которые командовали мной. Они ходят в отутюженной темной форме и с коробками на голове, кричат на солдат-африканцев и бьют их как одержимые. Даже двигаются они злобно, словно их дергают, точно это мертвецы, в которых вселился дьявол. Мы таких называем «зомби». — Он был раздосадован тем, что она отвлекла его от беседы, оказавшись в сложной ситуации, когда белая женщина вынуждена общаться с черными, — отвлекла от настоятельной необходимости высказать ту истину, которая уже сформулировалась в его мозгу.

Малыш Барри снова повернулся к Оскару Иксу.

— Американские негры так долго вкручивали всякую ерунду Старику-Хозяину, что он никак не может остановиться и вкручивает ее себе. Пока он не оторвет от земли свою блестящую жопу и не включится в игру, он может так и просидеть на корточках у основания кучи. А игра в том, чтобы хватать. За этим мы и приехали в школу — чтоб научиться хватать. Есть лишь один путь добраться до верху — пролезть. Мы с сестрой Эсмеральдой из Коммунистической евангелистской ассоциации сошлись по крайней мере в одном: забудь, что твоя кожа цветная. Твой доллар такой же зеленый, как и у остальных.

Репа Шварц сказал:

— Уилли Мэйз послал мяч через забор — это дало ему четыре очка.

— Совсем рехнулись, алчные вы головы, — заметил Оскар Икс. — Без Исламского братства или другой подобной организации черный человек в любом северном городе меньше чем ничто. Его там просто нет, на его месте дыра . Когда нашего брата из Второго храма забирают эти дьяволы-полицейские, мы отправляемся в участок в хороших костюмах, и тогда к нам относятся внимательно. Нас не избивают. Эти дьяволы откладывают в сторону свои дубинки и улыбаются, потому что видят силу .

— Можно иметь силу и без веры в предрассудки, — сказала Эсмеральда.

— Нет , — сказал будущий Эллелу. Слово «костюмы» напомнило ему о том, что он хотел сказать. — Нужна целая гора мифов, чтобы что-то изменилось. Нужен мистер Якуб и остров Патмос, чтобы человек из гетто надел костюм. Оскар, ты говоришь, что Аллах появился в Детройте в тридцатом году в обличье торговца макинтошами по имени У. Д. Фард и исчез в тридцать четвертом; христиане говорят, что Он появился в Иерусалиме в тридцатом году и затем исчез в тридцать третьем. К чему привели эти невероятные слухи? Рабы на частицу дюйма приподняли голову. Достаточно ли такого результата? Да. Ничто меньшее вообще не даст никакого результата. Диктатура пролетариата, божественность того или иного странника... ключевой вопрос не в том, можете ли вы это доказать. Но дает ли это нам возможность управлять реальностью, которая иначе задавит нас?

Голос его звучал напряженно, проникновенно. Эллелу видел по лицам сидевших в кабинке, что его ораторское выступление не абсурдно или не только абсурдно. Конечно, он имел в виду не мелкие заботы этих американцев, даже беднейшие из которых по африканским меркам являются богачами, — в его мозгу шевелилась смутная идея, связанная с далеким Кушем. Кэнди положила бледную руку на его руку и похлопала в утешение, что такое будущее никогда не осуществится, или возвращая его в действительность этого момента, этих чужеземных акцентов, этих обильных возлияний, этого уютного бара, этого «сезона быка».

За палаткой раздались выстрелы — хлопки, затем вой, и пригоршни песка полетели во все стороны. Купленные на распродаже старые «М-16», которыми были вооружены охранники каравана, не заставили себя ждать с ответом и застрекотали сквозь стоны и топот ног. Мимо бежали люди. По стенам палатки замелькали тени. Молчаливая комедия людей, сражающихся за жизнь. Эллелу, подмяв под себя Шебу, скатился вместе с ней с подстилки на песок в углу, куда убийца едва ли станет стрелять. Его мозг, задействованный критической ситуацией, стал строить логические предположения — нервы работали с быстротою молнии. Словно под микроскопом, он отчетливо увидел блестящий слой пота и песка на шее Шебы, заметил, что ожерелье из прекрасных камней ляпис-лазурита порвалось от его резкого броска на ее защиту. Он прикинул, выяснена ли его личность, решил, что это возможно 50 на 50 (Мтеса, рассказавший Эзане о таинственном грузовике, оказался двурушником) и что оставаться в палатке, в своей непрозрачной пулепробиваемой призме анонимности, безопаснее, чем выскочить туда, где гуляет ветер и песок, в крики, в бесцветие. В промежутки между залпами он развлекался, отыскивая среди гранул песка крошечные бусинки ляпис-лазурита, которые растеряла Шеба и которые было бы легче найти, сохрани они свою блестящую синеву. Внутренним ухом он отделял дружеские выстрелы от выстрелов налетчиков и по слуху определил, что цепь последних не приближалась, а, наоборот, отступала в пустыню сообразно истине, что в наших человеческих делах ничто не имеет значения — велик Аллах. Такбир!

Эта истина озарила Эллелу во всем своем величии не в деревне анимистов, а далеко от дома, когда студенты национальных меньшинств в колледже Маккарти в веселой дымной пьяной атмосфере молодого эгоизма и сексуальной возбужденности выхватывали личное оружие, чтобы сдержать напор окружающего их крикливого мира белого человека. С помощью Оскара Икса молодой Хаким вновь открыл для себя ислам и вместе с черным американцем ездил в главный храм — Второй храм Элиа Мухаммеда в Чикаго и в ближайший, не столь величественный Третий храм в Милуоки. Среди этих братьев в строгих костюмах и сдержанных, скромно одетых сестер в тюрбанах к будущему Эллелу, радушно принятому и тем не менее удерживаемому на расстоянии как африканец, вернулась память о достоинстве обитателей пустынных просторов его континента, о бескрайних небесах и саваннах, о его коричневых людях.

Последующее обсуждение событий в растревоженном караване не привело к выяснению цели налета. Ничто не было взято, ни одна переметная сума. Несколько пустых бутылок с надписью «Московская особая водка», брошенных кричавшими и стрелявшими наездниками верблюдов, закутанными в тагильмусты, давали ключ к разгадке.

— Это были, — доверительно сказал президент Шебе, — либо туареги, опьяненные взятками от ЦРУ, либо переодетые цээрушники, вознамерившиеся показаться русскими, либо русские, которые своими неуклюжими нахальными попытками оставить такие очевидные следы хотели намекнуть, что это были цээрушники.

У Сиди Мухтара было другое мнение.

— А ты знаешь, — сказал он, — что в Балаке все еще существуют налетчики-работорговцы?