Редьярд Киплинг - Наулака - История о Западе и Востоке

Мимолетное воспоминание о миссис Матри заставило Тарвина едва заметно улыбнуться.

Человек в желтом продолжал свой рассказ, и Тарвин узнал, что главная жена короля - убийца, отравившая своего бывшего мужа. Она лежала в железной клетке в ожидании казни, когда король впервые увидел ее и спросил, отравит ли она его, если он женится на ней - во всяком случае, так гласит молва. Конечно, отвечала она, если он будет обращаться с ней так же, как ее первый муж. В результате чего король женился на ней - во многом ради прихоти, но главным образом потому, что пришел в восторг от грубого ответа.

Эта безродная цыганка меньше чем за год повергла и короля, в его государство к своим ногам - ногам, о которых злые языки говорили, что они огрубели от долгих путешествий по извилистым тропам позора и скандала. Она родила королю сына, который был ее гордостью и утехой ее честолюбия, и после его рождения с новой силой стала добиваться власти. Верховная власть, находившаяся за тысячу миль отсюда, чувствовала в ней силу, с которой необходимо считаться, и недолюбливала ее за это. Седому сладкоречивому резиденту, полковнику Нолану, жившему в розовом доме на расстоянии полета стрелы от городских ворот, часто приходилось терпеть ее дерзости. Ее последняя победа была особенно унизительной для него: узнав, что канал, предназначенный для летнего снабжения города питьевой водой, должен пройти по апельсиновому саду под ее окнами, она употребила все свое влияние на махараджу, чтобы разрушить этот план. В результате махараджа велел проложить канал в другом месте, что стоило ему четверти его годового дохода и было сделано вопреки слезным увещеваниям резидента.

А цыганка Ситабхаи, спрятавшись за шелковыми занавесками, слышала и видела спор между раджой и резидентом и ликовала.

Тарвин жадно внимал рассказу. Все услышанное было ему на руку, лило воду на его мельницу, пусть даже и опрокидывало его первоначальные планы. Перед ним открывался новый мир, в котором он плохо ориентировался, и, надо было сказать себе честно, - мог действовать лишь по наитию, находясь в постоянной зависимости от сиюминутного вдохновения. До того, как он ступил на путь, ведущий к Наулаке, он и не мог ничего знать об этом мире, и сейчас охотно выслушивал все, о чем рассказывали ему эти лениво развалившиеся в шезлонгах люди. У него возникло чувство, что, может быть, ему надо вернуться домой и снова приняться за азбуку. Что нравилось этому странному существу, которое они называли королем? Что привлекало его? Чем ему можно было угодить? И главное, чего он боялся?

Мысль Тарвина работала напряженно и быстро. Но вслух он произнес другое:

- Неудивительно, что ваш король - банкрот. Ведь ему приходится содержать такой двор.

- Он один из самых богатых князей в Индии, - ответил человек в желтом. - Он сам не знает, чем владеет.

- Тогда почему же он не заплатит вам, а держит вас здесь в какой-то сонной полудреме?

- Потому что он туземец. Он потратит сто тысяч фунтов на свадебный пир, но задержит выплату двухсот рупий по счету на целых четыре года.

- Надо излечить его от этой болезни, - настаивал Тарвин. - Пошлите шерифа - пусть наложит арест на те драгоценные камни, что украшают его корону.

- Вы не знаете индийских князей. Они скорее оплатят ваш счет, чем расстанутся с этими камнями. Эти камни священны. Они принадлежат государству.

- Ах, как бы мне хотелось взглянуть на "Счастье Державы"! - воскликнул один из присутствующих, о котором впоследствии Тарвин узнал, что он был агентом калькуттской ювелирной фирмы.

- А что это? - спросил Тарвин небрежно, потягивая виски с содовой.

- Это Наулака. А разве вы не знаете?

Человек в желтом одеянии избавил Тарвина от необходимости отвечать.

- Да ладно вам! Все эти небылицы о Наулаке придумали жрецы.

- Не думаю, - рассудительно ответил агент ювелирной фирмы. - Когда я в последний раз был здесь, король говорил мне, что однажды показал Наулаку наместнику. Но он был единственным иностранцем, которому довелось увидеть это чудо. Король уверил меня, что теперь и сам не знает, где ожерелье.

- Тьфу ты! Вы что, верите, что существуют изумруды в два дюйма в разрезе? - спросил другой.

- Да, но это главный камень ожерелья, - сказал ювелир, - и я держу пари, что это настоящий изумруд. Но поражает меня вовсе не это. Меня удивляет, как эти парни, которые ничего не смыслят в таких вещах, как алмаз чистой воды, сумели собрать в одно целое полдюжины превосходных драгоценных камней, а всего их там около пятидесяти. Говорят, что собирать камни на это ожерелье начали во времена Вильгельма Завоевателя.

- А, ну тогда у них есть еще в запасе годик-другой, - сказал Тарвин. Если бы мне дали восемь столетий, я бы и сам кое-что предпринял, чтобы собрать вместе несколько драгоценных камушков.

Он полулежал в кресле, чуть отвернувшись в сторону от всей компании. Сердце его билось учащенно. В его жизни бывало разное: в свое время он торговал рудой, покупал и перепродавал земельные участки и скот. Бывали минуты, когда он был на волосок от разорения и для этого нужно было кому-то лишь глазом моргнуть или пальцем пошевельнуть. Но в его жизни не было еще таких моментов, в которых, как сейчас, сосредоточилось восемь столетий.

В глазах у всех, кто смотрел на него сейчас, мелькнуло что-то напоминающее жалость.

- По пять превосходных экземпляров девяти разных видов драгоценных камней, - начал перечислять ювелир, - рубин, изумруд, сапфир, бриллиант, опал, кошачий глаз, бирюза, аметист и...

- Топаз? - спросил Тарвин уверенно, словно он был владельцем ожерелья.

- Нет, черный алмаз - черный, как ночь.

- Но откуда вы знаете все это? От кого вы это услышали? - спросил Тарвин с любопытством.

- Из разговоров - интересных, но малодостоверных. Таким образом здесь узнается все. Но сейчас остается лишь гадать, где находится ожерелье.

- Возможно, оно спрятано под полом в каком-нибудь городском храме, высказал предположение человек в желтом.

Тарвин, несмотря на все свое самообладание, не справился с собой и вспыхнул: он уже видел, как перерывает весь город.

- А где... этот город? - спросил он.

Кто-то кивнул в ту сторону, где палило солнце, и он увидел скалу, окруженную тремя рядами стен. Она ничем не отличалась от многочисленных мертвых городов, мимо которых он проезжал в телеге. Над скалой возвышался унылый темно-красный утес. К самому подножию скалы подступали желтые пески пустыни, в которой нельзя было найти ни деревца, ни кустика и жить в которой могли лишь дикие ослы да где-то в самом центре, говорят, и дикие верблюды.

Тарвин долго разглядывал город сквозь трепещущее знойное марево и не заметил там никаких признаков жизни, никакого движения. Было чуть позже полудня, и все подданные Его Величества спали. И вот эта каменная глыба, одиноко стоящая посреди пустыни, и являла собой видимую цель его путешествия - тот Иерихон, штурмовать который он явился из Топаза.