Редьярд Киплинг - От моря до моря

- Ничего особенного, - сказал коммивояжер. - Пусть кто-нибудь посмеет его пристрелят на месте.

На следующий день точно в таком же вагоне по дороге с озера кого-то действительно пристрелили. Убитый оказался "уркой", что означает законченный тип уголовника. Он пререкался с полицейским, и тот прикончил его. Я видел, как по улице тянулась похоронная процессия: около тридцати экипажей, до отказа заполненных сомнительного вида мужчинами и подобными им женщинами. Местные газеты сообщили, что у покойного были свои достоинства, но это уже не имеет значения, потому что, если бы шериф не укокошил его, тот наверняка укокошил бы шерифа. Я почему-то расстроился и уехал, хотя коммивояжер с радостью принял бы меня в своем доме, несмотря на то что не знал даже моего имени. Я дважды встречался с ним душными длинными ночами, и мы разговаривали о будущем Америки, покачиваясь на стульях, вынесенных на тротуар.

Стоит послушать Сагу об Америке из уст молодого энтузиаста, который только что обзавелся собственным домом, куда поместил милую маленькую женушку, а сам на свой страх и риск готовился вступить на поприще коммерции. Я склонен поверить, что пистолетные выстрелы - случайность, достойная сожаления, а необузданность - всего лишь накипь на поверхности человеческого моря. Я вправе полагать, что спокойная, хотя и поджаренная на солнце, пыльная Юта осталась далеко позади.

Вскоре по воле случая я попал в объятия другого коммивояжера, но совершенно иного склада. Это произошло, когда мы выбирались из Юты, чтобы попасть в Омаху через Скалистые горы. Он занимался бисквитами (об этом я сейчас расскажу). Когда-то судьба круто обошлась с этим человеком, одним ударом разбив его жизнь. И вот наш бедняга путешествовал с полным ящиком образцов, а его глаза не замечали вокруг ничего радостного. В отчаянии коммивояжер обратился к религии (он был баптистом) и говорил о ее утешениях с безыскусной легкостью, присущей американцам, когда они заводят речь о делах сугубо личных. За Ютой расстилалась пустыня - горячая, голая, как Миан-Мир в мае. Солнце поджаривало крышу вагона, пыль залепила окна, и в потоке солнечного света, который пробивался через эту пыль, человек с бисквитами приводил доказательства силы своей веры, которая, казалось, составляла одно из чудес света. С помощью средств, схожих с теми, что привели на путь истины самого Павла, она сулила мгновенное и осознанное искупление души, но самому страждущему не было дано ни предвидеть, ни предсказать, когда это произойдет с ним.

- Религиозное чувство нужно испытать, - повторял он. Его рот подергивался, а под глазами темнели круги - следы понесенных утрат. Религию надо прочувствовать. Нельзя угадать, когда и как это произойдет. Но это придет, сэр, подобно вспышке молнии, и еще предстоит побороться с самим собой, прежде чем снизойдут полное блаженство и вера.

- Сколько времени требуется для этого? - спросил я с благоговением.

- Часы, а то и сутки. Я знавал человека из Сен-Джо, который убеждался месяц, а затем к нему снизошел дух, как и должно быть.

- Что же потом?

- Тогда вы спасены. Вы ощущаете это и способны вынести все, что угодно. - Он вздохнул. - Да, все, что угодно. Мне, например, все равно, хотя признаюсь, что некоторые испытания все же тяжелее других.

- В таком случае вам, очевидно, приходится ждать, когда чудо сотворят какие-то внешние силы. А если этого не произойдет?

- Должно произойти. Говорю вам - должно. Так бывает со всеми, кто исповедует веруя.

По мере того как наш поезд тащился вперед, я узнал многое об этом вероучении и, познавая, не переставал удивляться. Странно было наблюдать за этим сломанным человеком, согнувшимся под тяжестью утрат, всякий раз при новых ударах судьбы убеждавшим себя в том, что спасается от мук адовых.

Стояла невыносимая жара. Мы миновали пустыню и пустились дальше по волнистым зеленым равнинам Колорадо. Я был разбужен (пребывая в состоянии забытья, я снял с себя все до единой тряпки, какие можно было снять) порывом ужасающе холодного ветра и дробью сотен барабанов. Поезд стоял. Насколько хватало глаз, земля фута на два была покрыта градинами величиной с пробку от шерри-бренди. Рядом с полотном дороги я увидел жеребенка. Он мчался к поезду неистовым галопом, но угодил задними ногами в яму, до половины заполненную водой и льдом. Минуту-другую он бил по земле передними ногами, а затем завалился на бок. Его забило градом насмерть.

Когда буря утихла, мы продолжали путь, пробираясь по рельсам на ощупь, потому что они могли разъехаться в любое мгновение. Машинист с американского Запада понукает свой паровоз, подобно субалтерну, укрощающему строптивого коня, можно сказать, с равным риском. Если нога коня попала не туда, куда следует, - что поделаешь, на то божья воля. Если все идет хорошо, значит, все в порядке, на то божья воля. Но я предпочел бы сидеть на спине такого коня, а не в поезде.

Поезд - подходящий объект для беседы на тему об одаренности американцев. Когда мистер Хоуэлс* пишет роман, когда отчаянный герой запружает реку, опрокинув в нее с помощью динамита целую гору, или священник, ищущий популярности, венчает парочку на воздушном шаре, всемогущая американская пресса встает на задние лапы и начинает ходить по кругу, торжественно разглагольствуя о многосторонности американского гражданина. Они действительно разносторонне одарены - просто ужас! Неограниченное проявление права на личное мнение (а это такое оружие, что только один из десятка умеет обращаться с ним), крикливая петушиная самоуверенность и непоседливость южанина, заставляющая американца ерзать на стуле, когда он говорит с вами, - все это вместе и делает его разносторонним.

Однако то самое, что зовется разносторонностью, беспристрастный англоиндиец склонен оценивать как обыкновенную небрежность очень опасного свойства. Никто не в состоянии схватить на лету секреты какого-нибудь ремесла с помощью одного только разума, даже если этот разум республиканский. Человек должен побывать в подмастерьях и изучать свое дело изо дня в день, если, конечно, желает добиться совершенства. В противном случае он попросту "проталкивает" дело. Часто и это не удается. Но в чем же состоит секрет такой формы умственного совершенства? Помнится, старина Калифорния, которого я буду любить и уважать вечно, рассказал мне парочку анекдотов об американской разносторонности и ее последствиях их-то я и припомнил, и они снова поразили меня.

Мы так и не опрокинулись, но думаю, что ни машинист, ни те, кто прокладывал эту колею, тут ни при чем. Прочтите с десяток отчетов о последних железнодорожных авариях (их легко отыскать), не происшествиях, а первоклассных катастрофах, когда опрокидываются и загораются вагоны, поджаривая живьем несчастных пассажиров. В семи случаях из десяти вы найдете в конце следующее жизнеутверждающее заявление: "Происшествие, по-видимому, явилось результатом расстыковки рельсов". Это означает, что рельсы были прикреплены к шпалам с таким многосторонним умением, что костыли и прочие железки вследствие непрерывного движения поездов подались от вибрации и просто не удержались на месте. За подобные пустяки никого не вздергивают.