Редьярд Киплинг - Свет погас

- Не люблю работать по выскобленному. Когда краска подсыхает, фактура получается грубой.

- Ну уж нет, если только соскоблить умеючи, тогда это совсем незаметно.

Мейзи движением руки показала, как она это делает. На ее белой манжете было пятно краски. Дик рассмеялся.

- Ты так и осталась неряхой.

- Уж кто бы говорил. Погляди лучше на собственную манжету.

- Да, разрази меня гром! Моя еще грязней. Похоже, что мы оба ничуть не изменились. Впрочем, давай-ка вглядимся попристальней.

Он придирчиво оглядел Мейзи. Голубоватая мгла осеннего дня растекалась меж деревьев Парка, и на ее фоне вырисовывались серое платье, черная бархатная шляпка на черноволосой головке, твердо очерченный профиль.

- Нет, ты не изменилась. И до чего же это славно! А помнишь, как я защемил твои волосы замочком сумки?

Мейзи кивнула, сверкнув глазками, и повернулась к Дику лицом.

- Обожди-ка, - сказал Дик, - что-то ты губки надула. Кто тебя обидел, Мейзи?

- Никто, я сама виновата. Боюсь, что мне никогда не видать успеха, я работаю не щадя сил, а все равно Ками говорит...

- "Continuez, mesdemoiselles. Continuez toujours, mes enfants"*. Ками способен только тоску нагонять. Ну, ладно, Мейзи, ты уж на меня не сердись.

______________

* Продолжайте, барышни. Продолжайте неустанно, дети мои (фр.).

- Да, именно так он и говорит. А прошлым летом он сказал мне, что я делаю успехи и в этом году он разрешит мне выставить мои картины.

- Но не здесь же?

- Конечно, нет. В Салоне.

- Высоко же ты хочешь взлететь.

- Я уже давно пытаюсь расправить крылья. А ты, Дик, где выставляешь свои работы?

- Я не выставляю вовсе. Я их продаю.

- В каком же жанре ты работаешь?

- Неужто ты не слыхала? - Дик взглянул на нее с изумлением. Да возможно ли такое? Он не знал, как бы поэффектней это преподнести. Они стояли неподалеку от Мраморной арки. - Давай пройдемся по Оксфорд-стрит, и я тебе кое-что покажу.

Кучка людей собралась перед витриной давно знакомого Дику магазинчика.

- Здесь продаются репродукции некоторых моих работ, - сказал он с плохо скрываемым торжеством. - Вот как я рисую. Ну что, нравится?

Мейзи взглянула на изображение полевой батареи, которая стремительно мчится в бой под ураганным огнем. Позади них, в толпе, стояли двое артиллеристов.

- Они обрезали постромки у пристяжной, - сказал один другому. - Она вся в мыле, зато остальные не подкачают. И вон тот ездовой правит получше тебя, Том. Погляди-ка, до чего умно он сдерживает узду.

- Третий номер загремит с передка на первом же ухабе, - последовал ответ.

- Не загремит. Вишь, как он крепко уперся ногой? Уж будь за него спокоен.

Дик глядел Мейзи в лицо и упивался наслаждением - дивным, невыразимым, грубым торжеством. Но она больше интересовалась толпой, чем картиной. Лишь это было ей понятно.

- До чего же мне хочется достичь такого успеха! Ох, как хочется! промолвила она наконец со вздохом.

- Ты, как я, в точности как я! - сказал Дик невозмутимо. - Погляди на лица вокруг. Эти люди в полнейшем восторге. Они сами не знают, отчего пялят глаза и разевают рты, но я-то знаю. Я знаю, что работа моя удачна.

- Да. Я вижу. Ох, как это прекрасно - прийти прямо к цели!

- Ну уж прямо, как бы не так! Мне пришлось долго мыкаться и искать. Ну, что скажешь?

- По-моему, это настоящий успех. Расскажи, как тебе удалось его достичь.

Они вернулись в Парк, и Дик поведал о своих похождениях со всей горячностью молодого человека, который разговаривает с женщиной. Рассказал он обо всем с самого начала, и "я", "я", "я" мелькали средь его воспоминаний, как телеграфные столбы перед глазами мчащегося вперед путника. Мейзи молча слушала и кивала. История жизненной борьбы и лишений ничуть ее не тронула. А Дик каждый эпизод завершал словами: "И после этого я еще лучше понял, как использовать всю палитру". Или светотень, или нечто другое, что он поставил себе задачей постичь или сделать. Единым духом он, увлекая ее за собой, облетел полмира и никогда еще не был так красноречив. В упоении он готов был подхватить эту девушку, которая кивала и говорила: "Понимаю. Дальше", - на руки и унести, потому что это ведь была Мейзи, и она понимала его, и принадлежала ему по праву, и оказалась желанней всех женщин на свете.

Вдруг он резко оборвал себя.

- Так я добился всего, чего хотел, - сказал он. - Мне пришлось вести за это жестокую борьбу. А теперь рассказывай ты.

Рассказ Мейзи был почти такой же серый, как ее платье. Долгие годы труда, упорство, питаемое безудержной гордыней, которую ничто не могло сломить, хотя скупщики картин посмеивались, а туманы мешали работать. Ками был неприветлив, даже язвителен, а девушки в чужих мастерских принимали Мейзи с оскорбительной вежливостью. Было несколько просветов, когда ее картины соглашались показать на провинциальных выставках, но то и дело она прерывала свой рассказ душераздирающими сетованиями:

- Вот видишь, Дик, я так тяжело работала и все равно не достигла успеха!

Тогда Дика охватывала щемящая жалость. Точно так же Мейзи сетовала, когда не могла попасть из револьвера в волнорез, а через полчаса она его поцеловала. И было это словно вчера.

- Ничего, - сказал он. - Послушай меня, поверь тому, что я тебе скажу. - Слова сами собой срывались с уст. - Все это вместе взятое не стоит цветка мака, который кивал головкой у форта Килинг.

Щеки Мейзи порозовели.

- Да, тебе хорошо говорить, ты достиг успеха, а я - нет.

- Дай же мне сказать. Ты все поймешь, я уверен. Мейзи, милая, мои речи могут показаться глупыми, но все эти десять лет... их словно не было вовсе, ведь я снова вернулся к тебе. Право же, все осталось по-прежнему. Неужто ты не понимаешь? Ты одинока, и я тоже. Зачем же огорчаться? Пойдем со мною, милая.

Мейзи ковыряла зонтиком песок. Они сидели в Парке на скамье.

- Я понимаю, - промолвила она, помолчав. - Но у меня работа, и я должна с ней справиться.

- Мы справимся вместе, милая. Я же тебе не помеха.

- Нет, я так не могу. Это моя работа - моя, моя, моя! Всю жизнь я прожила одна и принадлежу только себе. Я помню прошлое не хуже тебя, но это неважно. Ведь в то время мы были детьми и не знали, что нас ждет впереди. Дик, ты только о себе думаешь. А мне в будущем году, кажется, может улыбнуться удача. Не отнимай же у меня последней надежды.

- Прости, милая. Я виноват, я наговорил глупостей. У меня и в мыслях не было, чтоб ты пожертвовала всей своей жизнью только потому, что я снова тебя встретил. Я уйду к себе в мастерскую и буду терпеливо ждать.

- Но, Дик, я не хочу... не могу терять тебя теперь... едва мы встретились.

- Располагай мною. И, пожалуйста, прости. - Дик с жадностью вглядывался в ее сконфуженное личико. И глаза его сияли торжеством, поскольку он не мог допустить даже мысли, что Мейзи рано или поздно не полюбит его, коль скоро он ее любит.