Редьярд Киплинг - Свет погас

Дик разговаривал сам с собой, а Бесси судорожно пыталась высвободить руку от его крепкой хватки.

- Я не комок грязи, вы не смеете так меня обзывать! Я сделала это, потому что ненавидела вас, но теперь я жалею, потому... потому что вы...

- То-то и оно - потому что я слепой. Нет ничего превыше деликатности в житейских мелочах.

Бесси разразилась рыданиями. Она не могла стерпеть, чтоб ее удерживали против воли; ей было страшно видеть слепое лицо, его странное выражение, и к тому же она жалела, что ее величайшая месть вызвала у Дика только смех.

- Хватит плакать, - сказал Дик и обнял ее снова. - Ты ведь просто-напросто хотела поступить по справедливости.

- Я... я не комок грязи, и ежели вы станете так меня обзывать, я больше никогда не приду.

- Ты не знаешь, что ты со мной сделала. Я не сержусь - право же, ничуть. Помолчи минутку.

Бесси съежилась в его объятиях. А он первым делом подумал о Мейзи, и мысль эта была невыносима, словно кто-то прижег ему раскаленным железом кровавую рану.

Для мужчины не проходит безнаказанно попытка сблизиться с испорченной женщиной. Первая горечь - первое чувство утраты, это лишь пролог к пьесе, потому что бесконечно справедливое провидение, которое тешится, заставляя людей страдать, предопределило, дабы мучения неотвратимо возобновлялись, и притом в пору высшего блаженства. Такую боль равно обречен изведать всякий, кто отринул свою единственную любовь или сам был ею отринут, а потом, среди ласк новой подруги, принужден это осознать. Лучше остаться в одиночестве и страдать только от одиночества, пока есть возможность отвлечься, занимаясь повседневной работой. Когда же потеряно и это средство, такого человека остается лишь пожалеть и предоставить самому себе.

Обо всем этом и о многом другом размышлял Дик, прижимая Бесси к груди.

- Наверное, Бесс, ты даже не знаешь, - сказал он, поднимая голову, что бог справедлив и грозен, но к тому же он умеет позабавиться. А мне поделом - право, поделом! Будь Торп здесь, он понял бы это: ему ведь тоже досталось от тебя, моя девочка, но только самую малость. Я его спас. Хоть бы кто-нибудь это оценил.

- Пустите меня, - сказала Бесс, и лицо ее омрачилось. - Пустите.

- Всему свое время. Ты училась когда-нибудь в воскресной школе?

- Никогда. Пустите, вам говорю: вы надо мной смеетесь.

- Вовсе нет. Я смеюсь над собой... Вот: "Других спасал, а себя самого не может спасти". Это изречение в школах не зазубривают. - Он отпустил ее руку, но преграждал дорогу к дверям, и она не могла убежать. - Какое бесчисленное множество бед может натворить одна ничтожная девчонка!

- Я жалею... ужас как жалею об вашей картине.

- Зато я нисколько. Я благодарен тебе за то, что ты ее испортила. О чем, бишь, мы говорили перед тем, как ты помянула про это дело?

- О переезде... и о деньгах. Чтоб мы с вами уехали.

- Да, конечно, мы уедем... вернее, уеду я.

- А я как же?

- Ты получишь полсотни фунтов за то, что испортила картину.

- Стало быть, вы уже не хотите...

- Боюсь, что нет, моя дорогая. Не горюй, ты получишь полсотни фунтов в полное свое распоряжение, накупишь красивых тряпок.

- Вы ж сами сказали, что не можете без меня.

- Еще совсем недавно это была правда. Но теперь мне лучше, спасибо. Подай-ка мою шляпу.

- А ежели не подам?

- Это сделает Битон, и ты потеряешь полсотни фунтов. Только и всего. Давай шляпу.

Бесси выругалась шепотом. Ведь она пожалела этого человека со всей искренностью и почти с такой же искренностью поцеловала его, потому что он не лишен привлекательности; ее радовала мысль, что как-никак она до поры до времени станет оказывать ему покровительство, а главное, должен кто-то распоряжаться четырьмя тысячами фунтов! Теперь же, только потому, что она проболталась и чисто по-женски не устояла перед искушением самую малость его уколоть, не будет у нее ни денег, ни вожделенной обеспеченности, ни нарядов, ни приличного общества, ни возможности разыгрывать из себя благородную даму.

- Набей мне трубку. Хоть табак и утратил вкус, неважно, мне надо все обдумать. Бесс, какой сегодня день недели?

- Вторник.

- А почтовый пароход отплывает по четвергам. Какой же я был дурак слепой дурак! Двадцати двух фунтов хватит, чтоб вернуться домой. Накинем десятку на непредвиденные расходы. Остановлюсь у мадам Бина, по старой памяти. Всего, стало быть, тридцать два фунта. Да еще в сотню обойдется последнее путешествие - черт возьми, видел бы меня сейчас Торп, глаза бы выпучил от удивления! - значит, в общей сложности выходит сто тридцать два фунта, остается еще семьдесят восемь на бакшиш - без этого мне не обойтись и на разные разности. Чего ты плачешь, Бесс? Ты не виновата, девочка: виноват лишь я сам. Утри же глаза, глупенькая, смешная мышка, и проводи меня! Надо взять балансовую и чековую книжки. Обожди минуточку. Четыре процента с четырех тысяч фунтов - чистая прибыль обеспечена - составят сто шестьдесят фунтов в год, да сто двадцать - тоже чистоганом, - всего двести восемьдесят, а двести восемьдесят да еще триста обеспечат одинокой женщине возможность купаться в роскоши. Бесс, идем в банк.

Дик велел Бесси, окончательно сбитой с толку, поскорей отвести его в банк, припрятав в бумажнике отдельно двести десять фунтов, а потом в Пиренейско-Восточное пароходство, где он коротко объяснил, что ему нужно.

- Первый класс до Порт-Саида, одноместную каюту поближе к багажному трюму. Какой пароход отправляется в рейс?

- "Колгонк", - ответил кассир.

- Старая дырявая калоша. Как на нее попасть, катером из Тилберии или с Галлеонской пристани через доки?

- С Галлеонской пристани. Двенадцать сорок, четверг.

- Спасибо. Сдачу, пожалуйста. Я плохо вижу - вас не затруднит отсчитать деньги мне в руку?

- Если б все вот так покупали билеты, вместо того чтоб донимать нас болтовней о своих чемоданах, жизнь была бы вполне сносной, - сказал кассир своему приятелю, который пытался втолковать взволнованной многодетной мамаше, что во время плаванья сгущенное молоко прекрасно заменяет младенцам парное. Холостой девятнадцатилетний юнец говорил это с искренним убеждением.

- Ну вот, - промолвил Дик, когда они вернулись в мастерскую, и хлопнул по бумажнику, в котором лежали билет и деньги, - теперь над нами не властен ни человек, ни дьявол, ни женщина - а это всего важнее. До четверга я должен покончить с тремя мелкими делами, но твоя помощь, Бесс, мне уже не потребуется. Приходи в четверг к девяти утра. Мы позавтракаем, и ты проводишь меня до пристани.

- Что же вы надумали?

- Надумал уехать, само собой. Чего ради мне здесь оставаться?

- Да разве можете вы об себе заботиться?

- Я все могу. Раньше я этого не понимал, но я могу решительно все. И многое уже сделал. Такая смелость заслуживает поцелуя, ежели Бесси мне не откажет. - Как ни странно, Бесси отказала, и Дик рассмеялся. - Пожалуй, ты права. Что ж, приходи послезавтра в девять, тогда и получишь свои денежки.