Кобо Абэ - За поворотом

Двое за столиком у самой двери, которые до этого, оживленно жестикулируя, договаривались, видимо, о какой-то торговой сделке, поднялись. Вслед за ними, одернув юбку, спускается с табурета и женщина. Икры ее слегка поблескивают. Впечатление, что поблескивает покрывающий их пушок, хотя ноги ее вряд ли обнажены. Все-таки юбка слишком короткая и не гармонирует с ее длинными распущенными волосами. Ну ладно, сомнения в сторону. Я решительно достаю из внутреннего кармана бумажник и кладу на стол. Черный, бычьей кожи, прямоугольный бумажник с загнутыми углами и следами долгого пользования. Выну-ка я всё из него и разложу на столе — на светлой пластиковой поверхности легко удастся рассмотреть содержимое. Нужно вынимать по порядку — начну с того, что лежит в глубине бумажника. Почти беззвучно расстегиваю молнию. Верхнее отделение для ключей, в нем два ключа — большой и маленький. Один сложный, от цилиндрического замка, другой обычный, простой формы. На каждом выбит номер — никаких других знаков на них нет. К сожалению, не помню, от чего они. Тревожит лишь то — я это почувствовал, еще когда водитель переключил скорость, — что мое знание таких специальных слов, как «цилиндрический замок», неразрывно связано с автопортретом, созданным моим воображением. Действительно, что я за человек?

Среднее отделение, с двух сторон затянутое прозрачной пластмассой, служит для проездного билета. Когда я открывал верхнее отделение, заметил, что среднее пустое — это так на меня похоже: проездной билет и бумажник класть в разные карманы. Но не буду отвлекаться. Отстегнув кнопку, пересчитываю деньги. Три новенькие бумажки по десять тысяч иен и две по тысяче. И еще мелочи на шестьсот сорок иен. Итого тридцать две тысячи шестьсот сорок иен... Даже если я не сразу найду свой дом, можно просуществовать какое-то время. Но откуда у меня такие деньги? Мне кажется, сумма слишком велика. Иметь при себе на карманные расходы месячное жалованье — это слишком. Наверное, для чего-то я их предназначал. Вещь за тридцать тысяч наличными, должно быть, весьма ценная. И не помнить, какую вещь я собирался купить, — это уж не укладывается ни в какие рамки. Разумеется, речь может идти и не о покупке вещи. Возможно, мне поручили передать собранные в фирме деньги семье умершего сослуживца. Но этот вариант так же мало подходит для объяснения, как и забывчивость. Даже несуразность должна иметь какие-то пределы. Если я обыкновенный служащий, у меня не могло быть никаких оснований носить с собой такие деньги. Это был бы неубедительный автопортрет, кое-как слепленный из подвернувшихся под руку материалов. Не нужно обманывать себя настолько, чтобы ложь представлялась правдой... Я даже не в состоянии ухватиться за главную путеводную нить — собственное имя!

От затылка ко лбу вдруг начинает надвигаться тупая боль. Снова поднимается тошнота, оставившая было меня, как только я вошел в кафе. Кажется, я действительно забыл свое имя. Бессмысленное занятие — пытаться вспомнить свое имя, когда сохранилось лишь сознание, что я — это я. Исчезнувшая на холме улица обладала жизненным содержанием, а что такое имя? Всего лишь зарегистрированный условный знак, как ни крути. Да в моем собственном кармане найдется сколько угодно — хоть десяток, хоть сотня — указаний на мое имя. Прекрасно сознавая это, я продолжал сидеть сложа руки. По той же причине, по которой не решился повернуть за угол и возвратился назад, чтобы дождаться, пока ко мне вернется память... Сжав зубы, неотрывно смотреть на ноги женщины! Это лучшее средство превозмочь тошноту.

По этикетке на спичечном коробке, который я использовал, прикуривая на той крутой дороге, я сразу же вспомнил это кафе. Если спуститься вниз и пройти под эстакадой, можно увидеть выстроившиеся в ряд табачную лавку, мастерскую водопроводчика, химчистку и, наконец, выходящую в переулок автозаправочную станцию, перед которой перекресток со светофором. Миновав его и свернув вправо, окажешься на автобусной остановке рядом со вторым уличным фонарем. Для меня существование этой автобусной остановки — отправной пункт в мир.

Когда я стою там, дожидаясь автобуса, в моем облике отражаются самые разные чувства, владевшие мной в то или иное время года. А это кафе как раз напротив остановки. Мое пребывание здесь свидетельствует о том, что это воспоминание не выдумано сию минуту. В случае необходимости я могу представить неопровержимое доказательство — спичечный коробок с названием кафе, но теперь уж нет смысла цепляться за тень того, что кажется существенным. Сейчас мне необходимо не столько собственное имя, сколько имена других людей.

Неожиданно стакан на столе со звоном подпрыгнул. К счастью, он пустой — не пролился. И не разбился. Видимо, стол затрясся от моего колена, — значит, это я дрожу. Нет ничего проще, чем игнорировать осуждающий взгляд женщины, но психологически преодолеть дрожь куда сложнее. Какие доводы ни приведи в свое оправдание, создавшееся положение не изменится. Разве что ухудшится. Так что дрожь вполне естественна. Мое воспоминание, словно маятник, колеблется между поворотом и этим кафе. Тот факт, что в моем облике, когда я дожидаюсь автобуса, отражаются самые разные чувства, владевшие мной в то или иное время года, не может служить доказательством, что я еду на службу. Кладу на стол локти — от этого он начинает дребезжать, и я поспешно отдергиваю их. Действительно, выяснить ничего невозможно. Я даже не в состоянии вспомнить, где работаю. Утверждать, будто это равнозначно забвению собственного имени, я мог лишь раньше, если же теперь я не возвращаюсь с работы, то и исчезновение улицы на холме приобретает совершенно иной смысл. Предположение, что преступник всегда возвращается на место преступления, выходит за рамки обычной допустимости и превращается в реальность. В таком случае, обстоятельства меняются полностью: самой настоятельной необходимостью для меня является погоня за собственным именем, а не за именами чужих мне людей. И прежде всего нужно найти ту щелочку в памяти, через которую просачивается все, в том числе и исчезнувшая улица.

Я начинаю беспорядочно шарить по карманам. Хотя бы отыскать проездной билет, тогда все встало бы на свои места. Раньше мне казалось, что знать имя, адрес не так уж и важно, но теперь я бы не мог это утверждать. Теперь я реагирую на всё иначе. Кто-то заглянул с улицы в окно, и я подумал, что это сыщик, который следит за мной. Ему плевать, что подумают окружающие. Я начал выкладывать на стол все, что было в карманах.

Носовой платок... спички... сигареты... оторванная от пиджака пуговица... темные очки... маленький треугольный значок... обрывок бумаги, на котором начерчен какой-то план...