Джеймс Макферсон - Поэмы Оссиана

Но Эрин внимал без страха звону щита; широким строем двинулся он навстречу. На крыле сражения мрачный Малтос смотрит вперед из-под косматых бровей. Рядом вздымается Хидалла, сей луч светоносный; дальше - косой и угрюмый Маронан. Лазоревощитный Клонар подъемлет копье; Кормар полощет по ветру кудри густые. Медленно из-за скалы является в блеске своем король Аты. Сперва показались два острых копья, затем засверкала щита половина, как метеор, восходящий в ночи над долиною духов. Когда же он вышел в полном сиянии, два воинства ринулись разом в кровавую сечу. Блестящие волны булата льются с обеих сторон.

Как встречаются два возмущенных моря, когда, почуя крылья противных ветров, они устремляют все свои волны в скалистую бухту Лумона и вдоль гулкозвучных холмов уносятся смутные тени, вихри свергают рощи в пучину, пресекая пенистый путь китов, - так смешались два войска! То Фингал, то Кахмор выходят вперед. Перед ними смятение мрачное смерти, под стопами сверкает разбитый булат, когда, возносясь прыжками огромными, короли вырубают с грохотом строи щитов,

Маронан, сраженный Фингалом, пал, преграждая поток. Воды скоплялись у тела его и прыгали через горбатый щит. Клонара Кахмор пронзил, но вождь не простерся во прахе. Он зашатался, и дуб захватил его волосы. Шлем по земле покатился. Широкий щит повис на ремне, кровь по нему заструилась потоком. Тла-мина будет рыдать в чертоге и бить себя в стесненную вздохами грудь.*

{* Tla-min - _мягко-нежная_. Любовь Клонара и Тла-мины была известна на севере благодаря отрывку лирической поэмы, который сохраняется поныне и приписывается Оссиану. Кто бы, однако, ни был сочинитель, ее поэтические достоинства, быть может, послужат мне извинением за то, что я включаю ее сюда. Это разговор Клонара и Тла-мины. Вначале она произносит монолог, который он подслушивает.

"Клонар, сын Конгласа с И-мора, юный ловец темнобоких косуль, где ты возлег среди тростников, овеваемый крыльями ветра? Я вижу тебя, любимый, на равнине меж мрачных твоих потоков. Цепкий терновник, колышась, бьется о щит его. Осененный златыми кудрями, почиет герой; пролетают сонные грезы, туманя его чело. Об Оссиановых битвах ты грезишь, юный сын гулкозвучного острова!

Я сижу, сокрытая в роще. Прочь улетайте, туманы горные. Зачем вы сокрыли любимого от синих очей Тла-мины, владычицы арф?

Клонар

Как дух, явившийся нам в сновидении, прочь улетает от наших отверстых: очей, и кажется нам, что мы видим сверкающий след меж холмов, так унеслась дочь Клунгала от очей щитоносного Клонара. Выйди из чащи дерев, синеокая Тла-мина, выйди.

Тла-мина

От его стези я прочь убегаю. Для чего ему знать о моей любви. Мои белые перси трепещут от вздохов, как пена на темном лоне потока. Но он проходит, блистая доспехами! Сын Конгласа, скорбна моя душа.

Клонар

Я слышал щит Фингалов, глас королей из Сельмы, богатой арфами! Путь мой лежит в зеленый Эрин. Выйди, прелестный светоч, из тени своей. Явись на поле моей души, где простираются рати. Взойди на смятенную душу Клонара, юная дочь лазоревощитного Клунгала".

Клунгал был вождем на И-море, одном из Гебридских островов.}

И Оссиан не сложил копья на своем крыле сражения. Мертвецами усеял он поле. Вышел младой Хидалла. "Нежный глас многоводной Клонры! Зачем ты подъемлешь сталь? Лучше б сразиться нам песнями в злачной твоей долине!" Малтос узрел, что повержен Хидалла и, мрачнея, рванулся вперед. С обеих сторон потока склоняемся мы в гулкозвучной схватке. Рушатся небеса, взрываются вопли бурных ветров. Временами пламень объемлет холмы. Катится гром сквозь клубы тумана. Во мраке враг содрогнулся; воины Морвена встали, объятые страхом. Но я все склонялся через поток, и в кудрях моих ветер свистел.

Тогда раздался голос Фингала и шум бегущих врагов. Временами при свете молний я видел, как выступает король во всей своей мощи. Я ударил в щит гулкозвучный и устремился вослед Алнекме; враг предо мной расточался, словно летучие клубы дыма.

Солнце выглянуло из-за тучи. Засверкала сотня потоков Мой-лены. Столпы тумана лазурные мерно вздымались, скрывая блестящие склоны холма. Где ж короли могучие? * Ни у потока их нет, ни в лесу! Я слышу оружия звон! Они сражаются в недрах тумана. Так в туче ночной ратоборствуют духи, стремясь завладеть ледяными крылами ветров и гнать белопенные волны.

* Фингал и Кахмор. Замечательно искусство поэта в этом месте. Его многочисленные описания поединков исчерпали предмет. Ничего нового, ничего, соответствующего высокому нашему представлению о королях, Оссиан уже не может сказать. Поэтому он набрасывает на все _столп тумана_ и предоставляет единоборство воображению читателя. Поэты почти всегда терпели неудачу в описаниях такого рода. При всем своем искусстве Гомер не может достойно изобразить minutiae [подробности (лат.)] поединка. Швыряние копья и визг щита, как изысканно выражаются некоторые наши поэты, не вызывают в уме высоких представлений. Наше воображение пренебрегает такими описаниями, не нуждаясь в их помощи. Поэтому некоторым поэтам, по моему мнению (хоть оно, возможно, покажется странным), следует, подобно Оссиану, прикрывать _туманом_ описания поединков.

Я устремился вперед. Серый туман улетел. Огромные, сверкали они, стоя у Лубара. Кахмор склонился к утесу. Щит, повиснув, купался в потоке, падавшем с мшистой вершины. К нему подошел Фингал: он узрел, что герой истекает кровью. Медленно выпал меч из длани его. С мрачною радостью он произнес:

"Сдается ли род Борбар-дутула? Или все еще он подъемлет копье? Не безвестно имя Кахмора в Сельме, в зеленой обители чужеземцев. Оно долетело, как ветер пустыни, до слуха Фингала. Приди же на холм моих пирований: иногда и могучий может терпеть поражение. Я не огонь для врагов поверженных, я не тешусь падением храброго. Мне любезней залечивать раны: известны мне горные травы.** На вершинах срывал я пригожие их головки, когда качались они у сокровенных потоков. Ты безмолвен и мрачен, король чужеземной Аты".

** Предание весьма прославляет Фингала за его знание целебных свойств растений. В посвященных ему ирландских поэмах он часто представлен врачевателем ран, полученных его вождями в битве. Там даже рассказывается, будто у него была чаша с травяным настоем, который мгновенно исцелял раны. Искусство лечить раненых было до самого последнего времени повсеместно распространена среди горных шотландцев. О других недугах, требующих врачевания, слышать не приходилось. Здоровый климат и деятельная жизнь, проводимая в охоте, изгоняют болезни.

"У многоводной Аты, - сказал он, - вздымается мшистый утес. На челе его ветры колышут деревья. На склоне чернеет пещера и громко журчит родник. Там я внимал стопам чужеземцев, когда приходили они в чертог моих пирований.*** Радость, как пламя, вздымалась в моей душе; благословлял я утес гулкозвучный. Да будет там обитель моя во мраке, у злачной моей долины. Оттуда я буду вздыматься на ветре, что гонит пух чертополоха, или глядеть сквозь плывущий туман на теченье лазурновьющейся Аты".