Генрих Манн - Бедные (Империя - 2)

Сын слушал его с подобающей почтительностью. Руки отца свисали с кресла, как обрубленные. Он весь утонул в этом кресле, живот вздымался, точно надутая воздухом подушка. Когда Геслинг начал повторяться и снова завел речь о том, что пусть бы эти деньги взял кто угодно, Горст счел официальную часть церемонии законченной и принялся укладывать банкноты обратно в несгораемый шкаф. Одна бумажка упала на пол, отлетела в сторону прямо под дверь, ведущую в квартиру адвоката Бука. Горст предусмотрительно оставил ее там, на случай неожиданной развязки, к которой мог привести гнев отца.

- И все это можно было бы еще простить, - сокрушался отец, - если бы мой сын не избрал известную особу, чтобы с ней спускать отцовское состояние. Не воображай, будто отец твой не знает, до какой степени ты бессердечен. Ради сестры моего злейшего врага, только ради нее ты посягнул на мой несгораемый шкаф, на святыню твоего родного отца.

"Наконец что-то новое, - подумал Горст, - можно будет оставить бесплодную область чувств".

- Я должен предупредить тебя, папа, - сказал он, - что твоя осведомленность, как бы я ею ни восхищался, как раз в самом главном подвела тебя. Статья моих расходов, на которую ты намекаешь, играла в моем бюджете сравнительно скромную роль. Даю слово. Гораздо большая часть ушла по другим, я бы сказал, более славным путям.

- По каким же? - спросил отец.

Но Горст заявил, что он рыцарь и считает неудобным пускаться в дальнейшие откровенности.

- Я не могу тебе помочь? - язвительно ввернул Крафт.

Одно движение, и Горст толкнул его в самый дальний угол. Сиплый голос Крафта затерялся в грохоте мебели, за которую взялся отец, ибо он уже не стонал, а ревел и, вскочив с кресла, принялся расшвыривать все, что попадало ему под руки. Горсту, напротив, тем легче было блюсти свое рыцарское достоинство. Уже благодаря корректному жакету он выгодно отличался от полураздетых отца и брата. Но тут, привлеченная шумом, в пеньюаре с кружевным шлейфом появилась Густа - жена и мать. Овна все увидела, все поняла и сразу вмешалась.

- Да ведь все дело в маленькой Анклам, неужели ты до сих пор не знаешь этого, несчастный! - властно заявила она. - Надеюсь, ты теперь посмотришь на все другими глазами.

Отец пытался возражать:

- Он признался, что давал и той особе...

- Неправда! - отрезала Густа.

- Но, мама, я же видела ее обстановку. - Это внезапно появилась Гретхен в длинном халатике; она сладко позевывала. - Я была на аукционе. Ведь Горст давал ей до неприличия мало, этого нельзя отрицать.

Но тут дело обернулось плохо для Гретхен.

- До неприличия? - повторил Горст и сделал движение, словно собираясь ударить сестру.

Мать тоже напустилась на нее:

- А молодой девушке неприлично и знать-то такие вещи. Она не должна верить им, даже если они происходят у нее на глазах. Вон отсюда, негодница!

И Гретхен исчезла так же внезапно, как появилась.

Главного директора вдруг осенило, казалось - небеса разверзлись над ним и перст божий указал ему выход.

- Дело в том, - властно начал он, - что мой сын подвергается подлейшему шантажу.

- Супруг мой! - воскликнула Густа. - Таких вещей не говорят о даме. Наш сын пользуется успехом у племянницы генерала!

Но глаза директора метали молнии.

- Замолчи, иди к дочери! В серьезные минуты женщинам тут делать нечего.

Глаза его продолжали метать молнии, пока Густа не признала, что ее роль сыграна, и, шелестя пеньюаром, не ушла к себе. Главный директор собственноручно запер за ней дверь.

- Ты подвергаешься гнуснейшим вымогательствам, - настойчиво повторил он.

- Так точно, папа, - согласился Горст.

- И притом - со стороны недостойной особы, брат которой готовит против меня мятеж. Эти несметные суммы попадут в его руки.

Горст смекнул, в чем дело:

- Если бы мы могли это доказать...

- Докажем, - категорически заявил отец. - Он оскорбил тебя действием. Он угрожал тебе в случае отказа исполнить его требование.

Горст испуганно пролепетал:

- А ведь так оно и есть.

Главный директор просиял:

- Где твои свидетели?

- Сколько я получу за это? - глухо прозвучал за их спиной голос Крафта. Но главный директор схватил его за шиворот:

- Оплеух сколько угодно, или ты сейчас же расскажешь все, что видел! Я хочу знать, какие у тебя отношения с этим негодяем!

Крафт, почуяв опасность, сказал:

- Клинкорум свидетель. После Горста он говорил с Бальрихом.

- Так он соучастник! - Директор ликовал. - Может быть, даже сообщник. Значит, и он у меня в руках. Вперед! Мы сразу уберем их всех! Завтра утром арест.

Он схватился за сердце.

- Ах, пора, давно пора! Я уже подумал... - И, обратив почти благоговейный взор на несгораемый шкаф, главный директор вдруг снова почувствовал твердую почву под ногами и торжественно кивнул ему.

- Письмо! Письмо, которое должно лишить меня всего. Вернуть его и запереть вот тут, чтобы оно служило предостережением самым отдаленным моим потомкам, напоминая о страшной угрозе, нависшей над головой их предка. Ради этого я готов на все. - Он выпрямился и еще громче изрек: - Клянусь всем святым, я найду это письмо, ибо жестокая борьба за существование, которую мне навязали, оправдывает самые суровые меры. Я найду это письмо, даже если бы мне пришлось извлечь его из пылающих развалин... - Он умолк.

- Три часа мы еще можем поспать, - заявил он. - Мне сон необходим.

Впереди шел Крафт, затем главный директор, за ним Горст. Так они двинулись в обратный путь через белый зал и золотую галерею. На лестнице Геслинг повторил:

- Я готов на все.

Но Горст вдруг остановил его. Крафт исчез, когда они были еще наверху.

- Позволь тебе сказать, отец, - как бы невзначай бросил Горст. - Только для твоего личного сведения. Он потребовал от меня лишь одного: чтобы я женился на его сестре.

Директор свирепо посмотрел на сына:

- У меня нет никаких оснований верить тебе. Мы же с тобой порешили на том, что он требовал у тебя денег. Видимо, ты еще не знаешь истинную цену деловым соглашениям.

Горст замялся.

- Как мужчине, - заговорил он снова, - мне неудобно...

- Ха-ха! Честь фрейлейн Бальрих... Не ее ли ты намерен восстановить?

- Вот именно! - сказал сын. Он побледнел. - В случае моего отказа от женитьбы мы ничего не выиграем, а наоборот...

Главный директор опять пристально посмотрел в глаза сыну. Какая здесь таилась угроза для его отпрыска, какие еще козни замышлялись против них обоих? Он предпочел не спрашивать. Быть может, это дело можно уладить без огласки, мирным путем, более верным и действенным, чем недолгое тюремное заточение вымогателя. "Для меня будет тяжким ударом, - размышлял главный директор, - если с моим мальчиком случится несчастье. Но расплачиваться приходится каждому из нас, и бывают положения, для ликвидации которых даже пожертвовать сыном - не слишком высокая плата. Таким путем можно лишить врага его прав, и власть по-прежнему останется у того, у кого она была". Отец задумался, сын понял его мысли; ледяная дрожь пробежала по его телу... Оба вдруг отшатнулись друг от друга, после чего главный директор с некоторой поспешностью удалился к себе.