Алан Маршалл - В сердце моем

- Послушайте, - сказал я наконец. - И у меня бывают такие мысли. Должно быть, мы с вами очень похожи. Единственная разница между нами - в том, что я управляю своими мыслями, а ваши мысли управляют вами. Я могу забыть о них, заставить себя думать о другом, а вы не можете. И тогда они начинают брать над вами верх; вы просто потеряли контроль над мыслями - только и всего.

Чтобы успокоить ее, я стал рассказывать ей разные истории о себе. Истории, как мне казалось, похожие на ту, которая произошла с ней. Она слушала внимательно, но уже без прежней напряженности.

- Вы ведь знаете, - продолжал я, - что у нас бывают болезни - корь, грипп, простуда, всякие другие. Все они излечиваются. Иногда наш мозг тоже заболевает, и его тоже можно вылечить. Ваш мозг болен. Я не знаю причины болезни, но знаю человека, который может ее вылечить. Он - врач, психиатр, и он вам понравится, как нравится мне. Вот его адрес. Пойдите к нему завтра же. Утром я позвоню ему, он будет вас ждать. Обещайте, что вы пойдете к нему?

- Да, обещаю.

- Хорошо, - сказал я. - И больше ни о чем не тревожьтесь.

Она встала, я поднялся, чтобы проводить ее до двери.

- И еще, - сказал я, - если сегодня ночью вы проснетесь и увидите призраки, посмотрите на край постели, там буду сидеть я и улыбаться вам. И призраки исчезнут.

Она посмотрела на меня внимательно, серьезно.

- Я вам верю, - сказала она.

Уже на крыльце она обернулась ко мне и тихо сказала:

- Вас, вероятно, интересует, как это все у меня началось?

- Да, конечно, но если вы не хотите, можете об этом не говорить.

- Нет, я скажу. Несколько месяцев назад мне делали операцию, запрещенную законом. С тех пор я постепенно стала терять контроль над своими мыслями.

- Что ж, возможно, причина именно в этом.

- Понимаете, человек, за которого я собираюсь замуж, плавает на судне. Я вижусь с ним раз в три месяца. Это очень тяжело. Мы оба копим деньги, чтобы пожениться.

- Постарайтесь выйти замуж как можно скорее, - сказал я.

Год спустя я был на ее свадьбе. На ее лице не было и тени смятения и напряженности. Окружающий мир уже не таил в себе страхов.

Она подарила мне цветок из своего букета.

- Помните, - сказала она, - вы советовали мне искать в траве цветы. Я нашла цветок... Вот он!

ГЛАВА 27

Вначале я получал в журнале за ведение своего постоянного раздела тридцать шиллингов в неделю. Постепенно я заставил редактора довести эту цифру до трех фунтов десяти шиллингов, но на этом прибавки прекратились.

Между тем, помимо основной работы, мне приходилось отвечать на письма и принимать посетителей, обращавшихся в журнал, так что для другой литературной работы времени у меня уже не оставалось. Я считал, что платят мне мало, и решил потолковать об этом с человеком, который тоже вел целый раздел в нашем журнале.

Мой коллега писал под псевдонимом Колин Стрит: это был врач - сексолог {Врач-социолог, занимающийся вопросами пола, (прим, перев.)} с мировым именем. Его статьи, вызывавшие нападки и часто суровое осуждение, неизменно пользовались широкой популярностью у читателей, благодаря чему их продолжали печатать, несмотря на все попытки религиозных обществ устранить его из редакции, а то и вовсе упрятать за решетку.

Он много лет прожил в Лондоне и имел обширную практику. Его перу принадлежали несколько книг о проблемах пола, его часто цитировали в работах, посвященных этим вопросам.

Меня довез до Сиднея на своем грузовике знакомый шофер. Приехав в город, я отправился искать квартиру Колин Стрита, жившего в Элизабет-Бэй. Долго пробирался я по узким, извивавшимся между зданиями улочкам и наконец очутился перед огромным доходным домом с отдельными квартирами, по виду больше похожими на кроличьи садки, чем на человеческие жилища.

Дом был мрачный и неприглядный. Гранитные ступени вели к облупленным дверям с большими бронзовыми кольцами. Я живо представил себе внутренность этих домов: высокие потолки, с лепными украшениями в виде купидонов и акантовых листов, мраморные часы и сохнущие аспидистрии.

Я постучался в одну из таких дверей, мне отворила экономка - женщина средних лет, с бесстрастным выражением лица отлично вышколенной прислуги. Ее глаза смотрели на меня холодно и равнодушно, - они оценивали и выжидали.

Я назвал свое имя, сказал, что ее хозяин ждет меня; по короткому, безразличному "проходите" экономки я понял, что мое объяснение принято, и пошел вслед за ней по устланной ковром прихожей.

Она провела меня через длинную комнату, по стенам которой стояли буфеты, полные серебряной утвари. Там были чайники, кофейники, вазы для фруктов, кувшины, подносы с красивой чеканкой. Два буфета были отведены под судки для пряностей. Каждый состоял из четырех миниатюрных сосудов - для перца, соли, горчицы и острого соуса, - вставленных в серебряные кольца, которые держались на одном стержне; стержень этот заканчивался ручкой, отполированной прикосновением многих людей, которых, вероятно, уже давно не было в живых.

Судки стояли тесными рядами, как символ того времени, когда их теперешний владелец находился в зените славы и богатства.

Начищенное серебро сверкало, на роскошном дереве буфета не было ни пылинки. Комната производила гнетущее впечатление, она была насыщена тоской о прошлом и ароматом лаванды, чьи листья лежали где-то в муслиновых саше в глубине буфетных ящиков. Здесь не было человеческих лиц, ничего живого, одни только вещи.

Экономка привела меня в библиотеку - большую комнату, обшитую панелями темного дерева, уставленную книжными шкафами и громоздкими креслами с кожаной обивкой. Большие окна прорезали одну из стен, и сквозь них виднелись углы и выступы зданий, как две капли воды похожих на то, в котором я находился.

Экономка вышла, и через минуту в комнате появился высокий мужчина, который направился прямо ко мне, протягивая пачку сигарет.

- Курите? Возьмите сигарету, - сказал он.

Вид его привел меня в замешательство. Я извлек из предложенной мне пачки сигарету и некоторое время разминал ее в пальцах, стараясь освоиться с впечатлением, которое произвел на меня этот человек.

Колин Стрит был высок - больше шести футов, на нем был темный тесноватый пиджак и такие же брюки. Длинные тонкие ноги поддерживали грузное туловище, жилет с трудом сходился на животе.

Плотно облегающие круглый живот брюки едва доставали до лодыжек, где начинались синие носки, на ногах были начищенные черные ботинки.

Шеи у него не было - голова уходила прямо в плечи, которые начинались от ушей и напоминали своей линией скат зонтика; скулы были шире висков. Он носил очки, черные усы его были аккуратно подстрижены.

Колин Стрит поднес пламя золотой зажигалки к моей сигарете и опустился в кресло, вытянув одну ногу и согнув другую так, что колено оказалось выше сиденья.