Робер Мерль - Смерть - мое ремесло

- У "Максима" 1, - нарушил его Кельнер, - подают коньяк в больших рюмках, расширяющихся у основания... вот таких...

1 Фешенебельный ресторан в Париже.

Он обрисовал в воздухе двумя руками форму рюмки. Никто не реагировал на его рассказ, и он смущенно продолжал:

- Замечательный город Париж, сударыня. Должен признаться... - он усмехнулся, - что я иногда завидую господину Абецу...

Он поговорил еще несколько минут о "Максиме" и Париже, затем встал и откланялся. Я заметил, что он даже не допил свой коньяк. Мы оставили Эльзи в гостиной, я вышел вместе с Кельнером и усадил его в машину.

Машина тронулась, и я пожалел, что не захватил фуражку - я бы тоже уехал.

Медленно поднявшись на крыльцо, я толкнул входную дверь и бесшумно прошел в коридор. С удивлением я заметил, что фуражки моей на столике нет.

Я открыл дверь кабинета и, пораженный, остановился. Эльзи стояла в кабинете, опираясь на спинку стула, прямая, бледная. Я машинально затворил за собой дверь и осмотрелся. Фуражка моя лежала на столе.

Прошла почти минута, я взял фуражку и повернулся к двери.

- Рудольф, - сказала Эльзи.

Я обернулся к ней - взгляд ее испугал меня.

- Так вот чем ты занимаешься!

Я отвернулся.

- Не понимаю, о чем ты говоришь.

Я хотел уйти и на этом оборвать разговор, но остался, застыл на месте, словно парализованный. Я не смел даже взглянуть на нее.

- Так значит, - проговорила она тихим голосом, - ты их отравляешь!.. И этот отвратительный запах - это они!

Я открыл рот, но не смог выдавить из себя ни слова.

- А эти трубы! - продолжала она. - Теперь мне все ясно.

Не подымая глаз, я сказал:

- Разумеется, мы сжигаем мертвецов. В Германии всегда сжигали трупы, ты хорошо это знаешь. Наконец, это просто гигиенично. Что же тут возражать... Тем более во время эпидемий.

- Лжешь! Ты отравляешь их! - крикнула она.

Я удивленно поднял голову.

- Я лгу? Эльзи! Как ты можешь?

Не слушая меня, она продолжала:

- Мужчин, женщин, детей... всех без разбору... Голыми... И дети, словно маленькие обезьянки...

Я выпрямился.

- Не понимаю, что ты тут несешь!

Я с трудом заставил себя двинуться, повернулся, сделал шаг к двери, но Эльзи с поразительной живостью опередила меня и загородила дорогу.

- Ты! - воскликнула она. - Ты!

Она вся дрожала. Ее широко раскрытые сверкающие глаза впились в меня.

- Ты думаешь, мне это нравится?.. - крикнул я.

И в тот же миг стыд волной захлестнул меня - я предал рейхсфюрера, открыл жене государственную тайну.

- Значит, это правда! - крикнула Эльзи. - Ты убиваешь их! - И с воплем она повторила: - Ты их убиваешь!

С быстротой молнии я схватил ее за плечи и зажал рот ладонью:

- Тише, Эльзи! Прошу тебя, тише!

Она заморгала, высвободилась, и я отнял руку. Мы замерли на минуту, настороженно ловя каждый звук в доме. Мы стояли неподвижно, безмолвно, как соучастники.

- Мне кажется, фрау Мюллер вышла, - тихо проговорила Эльзи своим обычным голосом.

- А служанка?

- Она в подвале, стирает белье. А дети спят после обеда.

Еще минуту мы молча прислушивались, потом она повернула голову, посмотрела на меня и вдруг словно вспомнила, кто я. Лицо ее снова выразило отвращение. Она прислонилась спиной к двери. Ценой огромного усилия я произнес:

- Послушай, Эльзи. Ты должна понять. Это только нетрудоспособных. У нас не хватает для всех пищи. Гораздо лучше для них...

Ее жесткие, непреклонные глаза не отрываясь смотрели на меня. Я продолжал:

- ...Что с ними так поступают... чем предоставить им умирать с голоду.

- И это все, что ты мог придумать? - шепотом спросила она.

- Но ведь это не я! Я тут ни при чем! Это приказ!..

- Кто мог дать такой приказ? - с отвращением воскликнула она.

- Рейхсфюрер.

Сердце мое опять тревожно сжалось - я снова предал его.

- Рейхсфюрер! - воскликнула Эльзи.

Губы у нее задрожали, и она тихо прошептала:

- Человек... к которому наши дети так доверчиво льнули! Но почему? Почему?

Я пожал плечами.

- Тебе не понять. Это чересчур сложно для тебя. Ведь ты знаешь, евреи наши главные враги. Это они развязали войну. Если мы не уничтожим их теперь, то позже они уничтожат немецкий народ.

- Что за глупости! - с удивительной живостью возразила она. - Как они смогут нас уничтожить, раз мы выиграем войну?

Я, пораженный, смотрел на нее. Никогда это не приходило мне в голову. Я не знал, что и думать. Помолчав, я отвернулся и сказал:

- Это приказ.

- Но ведь ты мог попросить поручить тебе какое-нибудь другое дело.

Я быстро ответил:

- Я так и поступил. Помнишь, я просился добровольцем на фронт. Рейхсфюрер отказал мне.

- А тебе надо было отказаться выполнить приказ, - с невыразимой яростью прошептала она.

- Эльзи! - почти крикнул я и замолчал, не в силах продолжать. - Но, наконец выдавил я, - но, Эльзи!.. То, что ты говоришь, это... это противно чести!

- А то, что ты делаешь?

- Солдат - и не подчиниться приказу! Впрочем, это бы ничего не изменило. Меня бы разжаловали, пытали, расстреляли... А что сталось бы с тобой, с детьми?..

- Ах! - воскликнула Эльзи. - Всё! Всё! Всё что угодно... Только не...

Я оборвал ее.

- Но что бы это дало? Если бы я отказался подчиниться, это сделал бы вместо меня кто-нибудь другой!

Глаза ее сверкнули.

- Да, но не ты, - сказала она. - Ты бы этого не делал!

Я посмотрел на нее, совершенно ошарашенный. В голове у меня было пусто.

- Но, Эльзи.. - пробормотал я.

Я никак не мог собраться с мыслями. Я с силой выпрямился, так что кости мои хрустнули, уставился прямо перед собой в пространство и, не замечая Эльзи, не видя ничего, настойчиво повторил:

- Это приказ!

- Приказ! - язвительно воскликнула Эльзи.

Она закрыла лицо руками. Подождав немного, я подошел к ней и взял ее за плечи. Она вздрогнула, изо всех сил оттолкнула меня и закричала не своим голосом:

- Не прикасайся ко мне!

У меня подкосились ноги. Я крикнул:

- Ты не смеешь так обращаться со мной! Все, что я делаю в лагере, - я делаю по приказу! Я тут ни при чем.

- Да, но делаешь это ты!

Я посмотрел на нее с отчаянием.

- Но ты не понимаешь, Эльзи, я винтик - и только. В армии, когда начальник отдает приказ, отвечает за него он один. Если приказ неправильный - наказывают начальника. И никогда - исполнителя.

- Значит, - медленно, с уничтожающим презрением процедила она сквозь зубы, - вот причина, заставившая тебя повиноваться. Ты знал, если дело обернется плохо, - не ты будешь наказан.

- Но мне никогда и в голову не приходило это!.. - воскликнул я. - Я просто не способен не выполнить приказ! Пойми же! Я органически не в состоянии нарушить приказ!

- Значит! - сказала она с леденящим спокойствием, - если бы тебе приказали расстрелять малютку Франца, ты тоже выполнил бы приказ?

Я растерянно посмотрел на нее.