Чарлз Метьюрин - Мельмот скиталец

- Тешила! О господи Иисусе! - вскричала управительница.

- А чего ради это у тебя столько свечей горит, все четыре, да еще, верно, внизу одна. Креста на тебе нет! Срамница! Ведьма старая!

- Правду говоря, ваша милость, их целых шесть горит.

- Шесть! А какого черта ты жжешь шесть свечей? Ты, стало быть, решила, что в доме уже покойник? Так, что ли?

- Нет, что вы, ваша милость, нет еще! - хором ответили старые грымзы. У господа на все свой час, и ваша милость это знают, - продолжали они тоном, в котором звучало плохо скрываемое нетерпение. - Ах, лучше бы уж ваша милость о душе подумали.

- Вот первое человеческое слово, что я от тебя слышу, - сказал умирающий, - дай-ка мне молитвенник, там вон, под разувайкой; паутину-то смахни, сколько лет уже, как я его не раскрывал.

Управительница подала ему молитвенник; старик укоризненно на нее посмотрел.

- И чего это ради ты шесть свечей на кухне жгла, мотовка несчастная? Сколько лет ты у меня в доме живешь?

- Да уж и не знаю, ваша милость.

- Видела ты хоть раз, чтобы тут что-нибудь зря тратили?

- Нет, что вы, что вы, ваша милость, никогда такого не бывало.

- А на кухне у меня когда-нибудь больше одной грошовой свечки горело?

- Никогда такого не было, ваша милость.

- Разве тебя не держали здесь в страхе божьем, не стесняли всегда в деньгах как только можно было, скажи-ка?

- Ну разумеется, ваша милость; все мы это знаем, все мы вас почитаем, и каждый видит, что во всей округе ни дома нет такого крепкого, как у вас, ни хозяина такого расчетливого, как вы, так оно всегда и было, и есть.

- А как же вы смеете отпирать мой шкаф раньше, чем смерть вам его открыла? - воскликнул несчастный скряга, потрясая высохшею рукой. - Я почуял запах мяса, слышал голоса, слышал, как ключ то и дело поворачивается в двери. Эх, кабы я только мог на ноги встать, - добавил он, раздраженно ворочаясь в кровати. - Кабы я мог встать и увидеть, как меня разорили, как все прахом пошло. Но ведь это меня бы убило, - продолжал он, снова опуская, голову на жесткий валик: он никогда не позволял себе спать на подушке, - это бы убило меня, одна мысль об этом убивает меня сейчас.

Женщины, растерявшиеся и смущенные, многозначительно поглядев друг на друга и пошептавшись, столпились у двери, собираясь уйти, как вдруг нетерпеливый голос старого Мельмота окликнул их и заставил вернуться.

- Куда это вы все потянулись? Опять на кухню, опять обжираться да опиваться? Не грех бы одной из вас побыть у меня да молитвы почитать! Настанет день, когда и вам в этом нужда придет, ведьмы старые.

Испуганные этими речами и угрозами, женщины вернулись и в молчании обступили постель старика, меж тем как управительница, хоть сама и была католичкой, спросила, не хочет ли их милость позвать священника, чтобы тот напутствовал их по обычаю их церкви. При этих словах в глазах умирающего вспыхнуло недовольство.

- Зачем? Только чтобы он ждал потом, когда на похоронах ему дадут шарф да траурную повязку на шляпу? Сама изволь молитвы читать, шлюха старая, так мы хоть что-нибудь сбережем.

Управительница попробовала было читать, но вскоре отказалась под тем предлогом, что, с тех пор как господин ее занемог, ее слепят слезы.

- Это все от виски, - сказал больной со злобной усмешкой, которую предсмертные корчи превратили в отвратительную гримасу. - Неужто же среди вас всех не найдется никого, кто бы мог почитать молитвы и отогнать нечистую силу? Или все вы способны только выть да зубами скрежетать?

После этих слов одна из женщин предложила свои услуги. О ней поистине можно было сказать, как о недалеком стражнике Догберри, что "читать и писать ее научила сама природа" {22}. В школу она никогда не ходила и до этого дня ей никогда не случалось не только открывать, но даже видеть протестантский молитвенник. Тем не менее она не сробела и взялась читать, и при этом весьма выразительно, однако без должного понимания. Она прочла почти все очистительные молитвы после родов, которые в наших молитвенниках идут следом за похоронной службой; может быть, она вообразила, что именно это больше всего подстать положению старика.

Читала она очень торжественно, - к сожалению, два раза чтение это пришлось прервать: первый раз по вине старого Мельмота, который вскоре после начала молитв повернулся к управительнице и неподобающе громко сказал: "Поди закрой поплотнее заслонки на кухне, да дверь запри, _да чтобы я слышал, что ты ее заперла_. До тех пор я ни о чем и думать не могу". Второй раз чтение прервалось оттого, что прокравшийся в комнату Джон Мельмот, едва только он услыхал, что эта бестолковая женщина читает вовсе не то, что надо, стал возле нее на колени, спокойно взял из ее рук молитвенник и приглушенным голосом принялся читать ту часть торжественной службы, которая по правилам англиканской церкви предназначена для утешения умирающего.

- Это голос Джона, - сказал старик. Ему припомнилось, как он всегда бывал холоден с несчастным юношей, и его черствое сердце смягчилось. Он увидел, что и его самого окружают теперь бессердечные и жадные слуги, и, как ни слабы были узы, связывавшие его с племянником, с которым он всегда обращался как с чужим, в эту минуту он вдруг почувствовал, что это как-никак его кровь, и ухватился за него, как утопающий за соломинку.

- Джон, славный мой мальчик, хоть ты здесь. Всю жизнь я тебя держал далеко от себя, а теперь вот умираю и вижу, что нет у меня человека ближе, чем ты. Читай, Джон, _читай_.

Джон, до глубины души удрученный тяжелым положением, в котором он нашел старика среди всех богатств, которые его окружали, и тронутый его торжественной просьбой облегчить ему последние минуты жизни, продолжал читать. Но вскоре голос его сделался невнятным от ужаса, в который его повергла начавшаяся у больного непрерывная икота. Умирающий, однако, продолжал бороться с нею, а в наступавшую порой минуту покоя умудрялся еще раз спросить управительницу, закрыты ли все заслонки. Обладавший чувствительным сердцем Джон встал с колен: он был глубоко взволнован.

- Как, и ты тоже покидаешь меня, как и все остальные? - сказал старый Мельмот, пытаясь приподняться на кровати.

- Нет, сэр, - ответил Джон и, заметив перемену во взгляде умирающего, добавил, - мне думается, что вам надо бы чем-нибудь подкрепиться, не так ли, сэр?

- Да, надо, надо, только кому же я могу доверить принести мне еду? _Им_ (тут он угрюмым взглядом обвел всех присутствующих), - да ведь _они же_ меня отравят.

- Доверьтесь мне, сэр, - сказал Джон. - Я схожу к аптекарю или куда вы прикажете.

Старик схватил его за руку, притянул к постели, бросил грозный, но в то же время испуганный взгляд на всех собравшихся и сдавленным голосом прошептал:

- Я хочу выпить стакан вина, это прибавит мне несколько часов жизни, только я никому не могу доверить сходить за ним - _они стащат бутылку и окончательно меня разорят_.