Мария Романушко - Если полететь высоко-высоко…

А потом ты сделаешь свои первые снимки! Самый-самый первый – в три с половиной года. На Цветном бульваре. Мы пойдём втроём – ты, я и Маришка – в цирк. И ты сфотографируешь нас с Маришкой на бульваре, на скамье. Отличный получился снимок! Просто мастерский. Многое стоит за этим снимком, и многое вспоминается сейчас как великое счастье: ты – маленький, в коротких шортиках и белой рубашечке, с тёмной чёлкой до бровей, уверенно держащий в руках маленький фотоаппарат… А деревья на Цветном бульваре – большие, и цветёт ещё не вырубленная сирень…

…И теперь, тридцать лет спустя, для меня большая радость (с небольшой капелькой грусти в глубине) рассматривать эти старые, почти старинные, чёрно-белые снимки…

Смешной эпизод.

– Саша, – говорю нашему соседу, – приходите завтра с Таней на чашечку чая.

– Завтра?… Ой, завтра не могу. Завтра ко мне гости приходят: у меня день рождения. А ты просто так зовёшь, или по какому-то случаю?

– По тому же самому! – смеюсь я. – У меня тоже завтра день рождения!

Мама принесла пластинку Новеллы Матвеевой, и я целыми днями слушаю её. Убираю, стираю, готовлю, кормлю сыночка, играю с ним – всё под Новеллу Матвееву. Очень она меня утешает, эта грустная сказочница…

У неё есть песня и про меня – про девушку из харчевни. «Мне было довольно того, что след остался после гвоздя…» Хотя всё в моей истории было по-другому, совсем по-другому, но почему-то, когда слушаю, то кажется – что про меня…

Дождь… Антоша спит на лоджии… в доме – сумерки от низких тёмных туч за окном… Я сижу на кухне, смотрю в окно… по перилам балкона бегут капли…

Осенняя сессия. Антоша остаётся с «Лютневой музыкой», которая ему – подружка и нянька. Это Борис Глебович подарил нам большую, долгоиграющую пластинку.

Благодаря этой пластинке, ты стал настоящим меломаном…

Ты играешь в манеже. Я ставлю на проигрыватель «Лютневую музыку», целую тебя, мысленно прошу: «Пресвятая Богородица! Побудь с моим мальчиком, пока меня не будет дома!» – и выхожу из комнаты…

Мама приходит минут через двадцать после моего ухода. Телефона в доме нет. Позвонить и удостовериться, что мама пришла, нет возможности.

И пока я не вернусь домой, ужас, что я тебя оставила одного, колом торчит в сердце. По эскалаторам – бегом, от метро к дому – бегом… скорей, скорей увидеть тебя, мой мальчик, моё сокровище!…

– Да у нас всё нормально, – говорит мама. – А ты чего такая взмыленная?

Легко ей говорить: ведь она – тут, а я – там… была три-четыре часа… Эти часы – самые долгие в моей жизни. О, как они тянулись!… Просила пропустить меня без очереди. Совершенно не помню, как сдавала те зачёты и экзамены, но сдавала всё с первого раза. А в мозгу и в сердце стучало горячим молотом: «Как там мой мальчик?! Господи, спаси и сохрани! Господи!!!»

Опять хожу на семинары к Исаеву. Уже без страха.

Принесла ему макет дипломной работы. Он прочёл и на следующем занятии сказал:

– Да это же готовая книга! Приносите ко мне в издательство.

Забыла сказать: кроме того, что Егор Александрович вел творческие семинары в Литературном институте, он ещё был главным редактором отдела русской поэзии в издательстве «Советский писатель». В те годы это было одно из крупнейших в стране издательств. Исаев сказал:

– Недавно вышло постановление ЦК партии по культуре. Всем издательствам рекомендовано выпускать не только маститых, но и молодых авторов. Я подумал: где же мне взять достойную книгу молодого автора? Да вот же она! И замечательно, что тематика необычная – цирковая. А то молодые повадились писать о войне, которую не видели, или о деревне, куда ездили только на дачу. А здесь человек пишет о том, что хорошо знает. И хорошо об этом пишет! Я в издательстве по понедельникам. Привозите, не откладывая.

– А дополнить можно другими стихами?

– Дополняйте!

Такое вот счастливое стечение обстоятельств: Исаеву нужна была рукопись молодого автора, и моя книга оказалась у него под рукой… Везение? Чудо?

Приехала бабушка из Днепропетровска.

И я тут же помчалась навещать Каптеревых! Как же я соскучилась по их дому! По запаху свежих картин, по новым стихам Людмилы Фёдоровны!

Какое счастье – опять сидеть на этой маленькой волшебной кухоньке, с окном-афишей, за дубовым столом на четырёх львиных лапах, вдыхать аромат чая, заваренного Мамой Кошкой, лакомиться диковинным вареньем, которое сварил к моему приходу братец Валерий! Бесконечно любимые и дорогие люди…

– Эх, Машка, был бы у тебя телефон!… – говорит Людмила Фёдоровна. – Жизнь была бы намного краше. Мы так скучаем по тебе!

– А уж я-то по вам как!…

Это единственное, что омрачает мою жизнь, – то, что я не могу видеть их так часто, как прежде. Ну, ничего, Антончик подрастёт, будем приезжать вместе!

И опять я уходила из этого дома, откуда мне никогда не хотелось уходить. Но теперь я уходила не в никуда, как прежде. Теперь я спешила в свой маленький дом на тринадцатом этаже, где меня ждал любимый сынок… «Привет моему племяннику!» – кричал братец Валерий и махал мне с лоджии, из своего волшебного сада…

Бабушка отпустила меня в театр к Гедрюсу Мацкявичюсу.

Гедрюс – гений! Он поставил ещё один потрясающий спектакль – «Преодоление»! (Хотя «Балаганчик» остаётся моим любимым).

Премьера «Преодоления» прошла на сцене ДК им. Курчатова. Здесь Гедрюс со своим театром и базируется последнее время. На премьере – цвет московской интеллигенции. После спектакля к сцене вышел президент Академии наук Александров и говорил о спектакле и о Гедрюсе восторженные слова…

После спектакля актёры и близкие друзья пошли за кулисы праздновать, а я расцеловалась со всеми и помчалась домой – к сыночку…

Бессонное окно в доме у канала…

Днём я общаюсь со своим сыночком, а по ночам – с бессонным окном в доме у канала.

Я дружу с ним. Хотя даже не знаю, кто в нём обитает – он или она? Окно-собеседник. А ведь легко вычислить квартиру, прийти и сказать человеку: спасибо за ваше терпение, за то, что вы меня еженощно выслушиваете.