Мария Романушко - Если полететь высоко-высоко…

– Нет, только телефонная будка.

– А стихи новые о цирке есть?

– Много!

– Ну, тащи их тогда все в редакцию! Только она теперь не в цирке на Цветном, как раньше, а на Кузнецком мосту. Когда принесёшь?

– Да хоть завтра!

– Отлично! Тогда они успевают в следующий номер!

И они действительно вышли в следующем номере.

Целая подборка! С такими чудесными рисунками…

Жаль только, что фамилия художника не была указана.

Безухов ушёл в тот самый вечер, когда выяснилось, что я беременна. А я себя очень паршиво чувствовала в тот вечер. Мы поссорились из-за какой-то чепухи, он взял портфель, запихал туда пару чистых рубашек и ушёл. Прямо как в плохом кино.

Утром, к счастью, зашла мама.

Мне было совсем нехорошо…

– Что же он так рано ушёл сегодня, и оставил тебя в таком состоянии? – удивилась мама.

– Он ушёл не рано, а поздно. Ещё вчера…

Мама побежала в телефон-автомат, вызывать «скорую»…

Вот, лежу в Боткинской больнице…

Хотели сразу, как привезли, положить на операционный стол, но потом решили подождать, посмотреть, как дело пойдёт.

Меня навещает мама. Говорит, что Б. вернулся и живёт дома. Но ей не звонил, про меня не спрашивал. То, что он вернулся, мама легко вычислила, когда зашла полить фиалку на окне, и увидела мойку, полную грязной посуды и не застеленную постель.

Безухов вообще считал выше своего достоинства убирать за собой постель и мыть посуду. Не представляю, как он раньше жил? Ну, вот так и жил. Он жил с заботливой мамой, ни о чём не заботясь. Хотя мужику уже скоро тридцать шесть. Его мама, Людмила Борисовна, говорила мне, извиняясь:

– Конечно, я не смогла его ни к чему приучить, потому что всегда всё делала за него сама. Пару раз попросила его что-то сделать, ему уже восемнадцать лет было, но он не сделал, забыл. Я обиделась и больше его ни о чём не просила. Но зато мой сын очень умный. Может быть, даже гениальный!

Это её утешало. И примиряло с тем, что сын в руках умеет держать только ручку портфеля и шариковую ручку.

– Он пошёл в своего отца. Когда мы поженились, на следующее утро после свадьбы я пошла к колонке за водой, с двумя вёдрами, мы жили тогда в Малаховке, в доме без удобств, а мой молодой муж сел читать книжку… Так мы и жили. Он был мне и мужем, и ребёнком. А потом началась война, и он решил идти на фронт переводчиком. И я пошла вместе с ним. Я не представляла, что он где-то будет один, без меня… А двухлетний сынуля уехал вместе с бабушкой в эвакуацию… За время войны он совсем забыл меня. Когда мы вернулись в сорок пятом, ему уже было шесть, совсем большой мальчик. Он не мог вспомнить меня, и долгое время называл «тётей». Я плакала… Потом родилась Ася, потом Серёжка. И когда я вернулась с Серёжкой из роддома, мой любимый муж ушёл к молодой девчонке, оставив меня с трёмя детьми на руках и с парализованной матерью. Сказал: «Она ждёт ребёнка, я же не могу её бросить в таком положении». – А как же я?… – «Ты уже опытная, справишься, а она совсем юная, ей без мужа будет трудно…»

Мне было её очень жалко. Это была добрая, слишком добрая женщина. Она продолжала любить своего мужа, несмотря на его предательство. Она без конца говорила о нём: о том, какой он талантливый переводчик, и как он сильно любил её в молодости, он даже грозился покончить с собой, если она не выйдет за него замуж. А ещё она говорила: «Единственное, о чём я мечтаю – это умереть раньше него. Чтобы он пожалел. И понял, кого потерял…» Но мечте этой не суждено было сбыться.

Да, Безухов пошёл в своего отца. И головой, и руками. Был такой смешной случай. Вообще, было много смешного. А в тот раз надо было повесить полку.

– Сходи, пожалуйста, за дрелью к соседям, – попросила я.

Он сходил. Принёс. И протягивает мне.

– А мне-то зачем? – опешила я.

– Но это же ты просила дрель. Я тебе принёс.

Он сидел, читал умную книжку, а я стояла с дрелью на табуретке и сверлила бетонную стену, чтобы повесить полку для книг.

– Кстати, а ты не хочешь поработать дрелью?

– Нет, – сказал он. – У тебя это хорошо получается. Гораздо лучше, чем у меня.

– Что же ты за мужчина?

– А у меня другие достоинства.

– А помочь мне не хочешь?

– Я же не прошу тебя помочь мне написать статью. Не хочешь сверлить – не сверли. Я тебя не неволю. Ты сама взялась за эту дрель. А уж если взялась – то не упрекай меня.

С логикой у него было всё в порядке. Но с чем-то, более важным, чем логика, шла явная пробуксовка… В тот раз я смеялась.

Да, было много смешного. Например, надо было пододвинуть большой платяной шкаф. Он сказал:

– Ничего, мама завтра собиралась зайти, вот и пододвинет.

– Мама?! – изумилась я.

– А что? Мама всегда двигает мебель, у неё это хорошо получается.

И мама действительно пришла, и мы с ней вдвоём двигали шкаф… И я опять смеялась… (Через полгода уже плакала).

Выпустили из больницы. Но прописали постельный режим.

Сижу на балконе, в своём любимом кресле-качалке, смотрю на свой любимый закат…

На горизонте – маленькая Куркинская церковь…

Низко, со свистом, проносятся ласточки…

Возник Безухов. На мой вопрос: «Что это ты вдруг вернулся?», он ответил: «Здесь мои книги, и я здесь буду жить».

– А книги перевезти некуда?

– Пока некуда.

Значит, всё дело в том, что некуда перевезти книги.

Б. оккупировал кухню, спит там на раскладушке.

Мама радуется, думает – мы помирились. Я ей ничего не рассказываю.

Хожу на мост, сижу там… смотрю на Химкинское водохранилище, сверкающее в вечерних лучах солнца… на тёмные леса, уходящие к горизонту… Мой любимый старый мост на заклёпках. К сожалению, его скоро разберут, параллельно с ним уже давно красуется новый широкий мост через канал, по нему несутся два, сверкающих на солнце потока машин… А мой старый мост на заклёпках зияет огромными дырами… если заглянуть в такой провал – увидишь глубоко внизу, как в колодце, тёмную, лоснящуюся воду, скрывающую страшную глубину… и голова закружится…

Среди этих зияющих глубин гуляю только я. Мост охраняют зелёные солдатики с автоматами, и вообще проход на мост запрещён. Это – не место для прогулок беременных женщин. Но солдатики почему-то пропускают меня. Почему? Не знаю…

Сняв босоножки, сажусь на самом краешке, свесив с моста босые ноги. Солнце ярко светит в лицо… А под мостом проплывают прогулочные теплоходы в клубах дыма и музыки… И длинные, неторопливые баржи… Порой с палубы кто-то машет мне рукой… А я болтаю ногами, смотрю на этот залитый солнцем мир и рассказываю тебе – сыночку – про этот сказочный мост на заклёпках, по которому гуляю только я и больше никто, точнее – только мы с тобой… Ведь ты тоже гуляешь каждый вечер по этому мосту! Рассказываю тебе про сверкание тёмной густой воды, на которую страшно смотреть… Про белых толстых чаек, которым эта страшная вода совсем не страшна, им так уютно качаться на сверкающих волнах… Рассказываю про весёлые, певучие теплоходы, про длинные, гружённые жёлтым песком баржи, и про зелёные леса до горизонта…