Мария Романушко - Там, где всегда ветер

Но, видимо, маме захотелось быть более убедительной. Видимо, она решила, что коль я молчу и не сопротивляюсь, то, может, ничего и не чувствую. Или руки у неё устали колотить по худой отроковице. А под рукой не оказалось ничего подходящего для усиления педагогического эффекта.

Зато на ногах у мамы были шлёпанцы! Зелёные шлёпанцы на толстой деревянной подошве, тогда такие были в моде – что-то эдакое во французском средневековом духе. Вот один из этих шлёпанцев и пошёл в дело… (Главное было – прикрыть лицо и голову, всё остальное – ладно… всё не прикроешь).

…Мама на мгновение очнулась, когда деревянная подошва, не выдержав твёрдости моего организма, переломилась надвое… В момент маминого замешательства я вырвалась из её цепких рук. Именно тогда-то (ах, нет! ещё раньше, когда бабушка меня колотила головой об стенку), я заметила, что люди в бешенстве становятся жутко сильными. Я ведь тоже была не соплёй, всё же спортом занималась, но вырваться из маминых рук до этой минуты её замешательства не могла.

Я рванула в ванную и накинула дверной крючок, мама с криками пыталась открыть дверь, неистово колотила в неё, дёргала так, что сотрясалась притолока, кричала, чтобы я немедленно открыла, что мне хуже будет, если я не открою… Но я же не дура, какой-то инстинкт самосохранения во мне теплился, и я решила, что пока мы дома вдвоём, не открою ни за что.

Вот так глупо умирать совсем не хотелось. Умирать нужно героически – в небе! А не от шлёпанца…

…Потом пришла бабушка, привела Маришку из садика.

– А где Ленка?

– Заперлась в ванной.

– Ревёт, что ли?

– Уже нет. Но всё равно не выходит, – усталый, равнодушный голос мамы. Злость из неё уже вся вышла, как из лопнувшего шарика.

– Ну, эта вечно в своём репертуаре! Артистка погорелого театра… – ворчит бабушка. – Давай, выходи, ребёнку руки помыть надо! – стучит она в дверь ванной.

Господи, как же не хочется жить!…

…Потом, через много-много лет, я спросила маму:

– А помнишь, мама, как ты на мне шлёпанец разбила?

Я думала, мама упадёт в обморок от моего вопроса: от того, что я до сих пор помню эту постыдную историю. И станет вымаливать у меня запоздалое прощение (лучше поздно, чем никогда).

– Помню! – сказала мама и… засмеялась своим белозубым, искрящимся смехом. Она смеялась так весело, будто я ей напомнила какой-то очень смешной анекдот.

– Скажи, пожалуйста, а что тогда случилось, что ты меня так колотила? Ведь не из-за тройки же по географии.

И она рассказала. Действительно, это не имело отношения к моей географии, но имело прямое отношение к географичке. Скучнейшая взрослая история: встречали мои родители и географичка со своим мужем Новый год в одной компании. Ну, кто-то в кого-то там влюбился, кто-то за кем-то охотился, кто-то кого-то к кому-то ревновал… А точнее: охотилась географичка за Фёдором, буквально преследовала его. А он на неё не обращал внимания. А она из-за этого бесилась. И вот, я оказалась под рукой – такой прекрасный козёл, точнее – козлица отпущения. Ставя на каждом уроке мне двойку, она хотела досадить Фёдору, сделать ему больно. Ему!… Ха-ха-ха.

Вот они все и выместили на мне всё своё: географичка – обиду на то, что была отвергнута, мама – беспочвенную глупую ревность… Две обезумевшие женщины. К счастью, муж географички, видя, что у той окончательно поехала крыша, поспешил увёзти её из нашего городка. Так что издевалась она надо мной всего лишь полгода. Целых полгода!…

Потом пришёл другой учитель географии. (Странно, но я совершенно не помню, кто был после Параллели Меридиановны. Или у нас больше не было предмета географии?… Не помню!)

Вот такая история. И теперь, когда я её вспоминаю, я вспоминаю и тот шлёпанец, и мамин весёлый смех…

Мама была хорошим учителем жизни. Как говорится, учителем наоборот.

Всё отрочество и всю юность я говорила себе: «Я со своими детьми так поступать не буду!» И это так глубоко укоренилось во мне, что к тому времени, когда у меня родился сын, я уже имела большой негативный педагогический опыт моей мамы и очень хорошо знала, как с ребёнком поступать не надо. Никакие мудрые книги меня так хорошо не научили бы. (Говорят, в буддийских монастырях монахи бьют своих учеников палками: для смирения). Спасибо, мама, за все жизненные уроки. Я искренне благодарна тебе. Когда прошли синяки, осталась мудрость. И твёрдое убеждение: у детей надо просить прощения.

Надо сказать, что быть «учителем наоборот» – психологически очень трудно и радости это приносит мало: как учителю, так и ученику. Куда приятнее быть для детей положительным примером! Но, наверное, я действительно сама во всём виновата: я так любила всё делать наоборот, что другого пути наставить меня на путь истинный не было: только с помощью учителя наоборот. И эту тяжкую роль взяла на себя моя бедная мама. (И, частично, любимая бабушка). Но всё это я поняла значительно позже и благодарность ощутила далеко не сразу. По крайней мере, не в те минуты, когда сидела, запершись в ванной, и плакала под шум воды…

Нет, это не жизнь – это какие-то жуткие качели! Это сумасшедшие лодочки, которые я ненавижу с детства, на которых меня укачивает, на которых я падаю в обморок! У меня очень плохой вестибулярный аппарат, господа взрослые, я не выношу таких резких перепадов высоты: из рая – прямиком в ад… Пощадите!!!

Ну, за что, за что они все на меня напустились? Ещё и Фёдор подключился, пошёл на кухню выискивать, чего я там недоделала, обнаружил на плите невымытую сковородку и тут такооое началось!… Он кричал, что я плохо выполняю свои домашние обязанности. Что это – моя работа, а работу нужно делать только на отлично. Что нечего прикрывать сковородки крышками и делать вид, что я их не заметила. Что именно на таких мелочах и виден человек. Что этот человек, который ему, Фёдору, виден, его не очень-то радует. «КОМУ ТЫ ОСТАВИЛА ЭТУ ГРЯЗНУЮ СКОВОРОДУ?!!»

А тут ещё и бабушка подлила масла в огонь: «И когда полы моет, хожу за ней по пятам и твержу: не забудь помыть в углах, не забудь помыть в углах… Ведь если не напомню, то обязательно забудет, как пить дать!» Ну, и мама – последней каплей: «Кстати, а кошачий горшок ты когда последний раз выносила? В туалет нельзя войти из-за этого ужасного запаха! И почему тебе обо всём надо постоянно напоминать?!»

Очень трудно жить, когда:

– тебе не нравится своё имя,

– ты в обиде на природу, которая сотворила тебя девочкой, а не мальчиком,

– тебе не нравится своя внешность,

– ты стыдишься своей странной, не такой как у всех, речи,

– тебе приходится отвечать устные уроки письменно, и ты это считаешь позорным явлением своей жизни,