Патрик Модиано - Из самых глубин забвения

Она нервно зажгла сигарету.

- Он мог бы одолжить нам денег. Это помогло бы нам уехать.

Казалось, что она следит, как я отреагирую.

- Он богат? - спросил я. Она улыбнулась.

- Вы тут сказали про пальто... Так вот, попрошу его подарить мне меховое манто...

Она положила ладонь на мою руку, как делала это с Ван Бевером в кафе на улице Кюжас. Ее лицо приблизилось к моему.

- Не волнуйтесь, - произнесла она. - Я совсем не люблю меховые манто.

В моей комнате она задернула черные шторы. Я этого никогда раньше не делал, потому что цвет этих штор беспокоил меня, и всякий раз меня будил солнечный свет. Теперь он сочился сквозь щель между шторами. Странно было видеть ее разбросанную по полу одежду. Бесконечные шаги на лестнице вырвали меня из сна, но я не пошевелился. Она продолжала спать, уткнув лицо мне в плечо. Я посмотрел на мои часы. Было два часа дня.

Выходя из моей комнаты, она сказала, что лучше нам сегодня вечером не видеться. Ван Бевер несомненно уже давно вернулся из Атис-Монса и ждет ее на набережной Турнель. Я не стал ее спрашивать, как она объяснит свое отсутствие.

Когда я остался один, у меня возникло ощущение, что я вернулся в ту же точку, что вчера: я снова не был уверен ни в чем, и мне оставалось лишь ждать ее здесь, или в кафе Данте, или же пройти по улице Кюжас около часа ночи. А в субботу Ван Бевер снова поедет в Форж-лез-О или в Дьеп, и мы пойдем проводить его до метро. Если он согласится, чтобы она осталась в Париже, все будет в точности, как в тот раз. И так во веки веков.

Я засунул в большую холщовую сумку три-четыре альбома и спустился на улицу.

Я попросил у администратора телефонный справочник Парижа, по названиям улиц. Он протянул мне синий том, на вид совсем новый. Я просмотрел все дома по бульвару Осман и наконец нашел в доме 158 музей Жакмар-Андре. А в доме 160 был дантист, некий Пьер Роб. На всякий случай я записал номер телефона: Ваграм 13-18. А потом дошел со своей холщовой сумкой до английской книжной лавки возле церкви Сен-Жюльен-ле-Повр. Мне удалось продать там один из альбомов, "Italian Villas and Their Garden" за сто пятьдесят франков.

Несколько минут я нерешительно стоял перед домом номер 160 по бульвару Осман. Потом вошел в подъезд. На стене висела доска с указанием заглавными печатными буквами фамилий и этажей:

Доктор П. Робб - П. Карто

3-й этаж

Фамилия Карто была написана другими буквами: ее явно добавили потом. Я решил позвонить в дверь третьего этажа, но не вошел в лифт, остекленные створки и решетка которого сверкали в полумраке. Медленно поднялся по лестнице, придумывая, что скажу тому, кто мне откроет: "Я записан к доктору Карто." Если меня сразу поведут к нему, приму радостный тон человека, неожиданно пришедшего проведать приятеля. С той только разницей, что видел он меня только раз и вполне может даже не узнать.

На двери красовалась позолоченная табличка. Я прочел:

СТОМАТОЛОГ

Позвонил. Раз, два, три. Никто не ответил.

Я вышел из дома. За музеем Жакмар-Андре находилось кафе с остекленной террасой. Я выбрал столик, с которого мог наблюдать за подъездом дома 160. Я ждал прихода Карто. Я даже не был уверен, что он имеет для Жаклин и Ван Бевера большое значение. Одно из случайных знакомств. Может быть, они больше ни разу в жизни Карто и не увидят.

Я уже выпил несколько стаканов гренадина. Было пять вечера. В конечном счете я забыл по какой точно причине жду на террасе этого кафе. Уже несколько месяцев ноги моей не было на правом берегу, и теперь мне казалось, что набережная Турнель и Латинский квартал находятся на расстоянии в тысячи километров.

Вечерело. Когда я выбирал столик, кафе было пустынным, а сейчас понемногу заполнялось: посетители, наверное, выходили из соседних офисов. Слышался треск электрического биллиарда, как в кафе Данте.

Перед музеем Жакмар-Андре остановился черный автомобиль. Сначала я смотрел на него рассеянно. А потом у меня екнуло сердце: это ведь машина Карто. Я ее узнал потому, что это была английская марка, во Франции таких совсем немного. Он вылез из машины и открыл кому-то левую дверцу. Это оказалась Жаклин. По дороге к подъезду они могли увидеть меня за стеклом, но я так и остался сидеть за столиком. И даже не сводил с них глаз, словно хотел привлечь их внимание.

Они прошли, не заметив меня. Карто толкнул дверь подъезда и пропустил Жаклин вперед. Он был в темно-синем пальто, а Жаклин - в своей легкой кожаной куртке.

Я попросил у стойки телефонный жетон. Будка находилась в подвале. Я набрал "Ваг-рам 13-18". Кто-то снял трубку.

- Вы Пьер Карто?

- А кто его спрашивает?

- Можно поговорить с Жаклин?

Несколько секунд молчания, а потом я повесил трубку.

На следующий день, во второй половине, я снова встретился с ней и Ван Бевером в кафе Данте. Они были одни в глубине, возле биллиарда. При моем появлении они не прекратили играть. Жаклин была в черных зауженных книзу брюках и красных холщовых туфлях на шнурках. Совсем не зимние туфли.

Я воспользовался моментом, когда Ван Бевер пошел за сигаретами, а мы с Жаклин остались одни друг против друга, и сказал:

- А Карто как? Хорошо провели время вчера на бульваре Осман? Она сильно побледнела.

- Почему вы об этом спрашиваете?

- Я видел, как вы вместе вошли в дом.

Я попытался улыбнуться и принять непринужденный тон.

- Вы за мной следите?

Зрачки ее расширились. В ту минуту, когда Ван Бевер уже возвращался к нам, она наклонилась ко мне и тихо сказала:

- Это должно остаться между нами.

Я подумал о флакончике эфира (этой "гадости", как она говорила), которым она поделилась со мной той ночью.

- У вас озабоченный вид...

Ван Бевер стоял передо мной и хлопал меня по плечу, словно стараясь вытащить меня из дурного сна. Он протягивал мне пачку сигарет.

- Ты еще будешь играть? - спросила Жаклин.

Будто пыталась отдалиться от меня.

- Пока нет. У меня от этого биллиарда голова болит.

У меня тоже. Я слышал треск биллиарда даже когда не был в кафе Данте.

Я спросил Ван Бевера:

- У вас есть новости о Карто?

Жаклин нахмурила брови, несомненно для того, чтобы дать мне понять, что эту тему затрагивать не стоит.

- Почему вы спрашиваете? Он вас, что, интересует?

Вопрос этот был задан сухим тоном. Он вроде был удивлен тем, что я запомнил фамилию Карто.

- Он хороший дантист? - спросил я. И вспомнил серый костюм и низкий голос с красивым тембром. И от того и от другого исходила определенная изысканность.

- Не знаю, - ответил Ван Бевер.

А Жаклин делала вид, что ничего не слышит. Смотрела в сторону на входную дверь. Ван Бевер улыбался, но улыбка эта была несколько натянутой.

- Половину времени он работает в Париже, - сказал он.

- А еще где?

- В провинции.

Тогда, ночью, в кафе на улице Кюжас, между ними и Карто витало некоторое стеснение, не развеявшееся, несмотря на банальные слова, которыми мы обменялись, когда я сел за их столик. Ту же самую стесненность я почувствовал и сейчас в молчании Жаклин и уклончивых ответах Ван Бевера.