Патрик Модиано - Вилла Грусть

Мне показалось, что зимний курорт и нравы его завсегдатаев "отлично схвачены". А Ивоннина девушка - "неплохая роль для дебютантки".

Так я ей и сказал. Она выслушала меня очень внимательно. Я был этим польщен. И спросил, когда мы сможем посмотреть фильм. Не раньше сентября, но Мадейя скорей всего устроит недели через две в Риме так называемый "прогон", и тогда она обязательно возьмет меня с собой, потому что ей очень важно знать, как я оценю "ее исполнение"...

Да, когда я пытаюсь вспомнить первые дни нашей "совместной жизни", то слышу, как на заезженной магнитной пленке, наши бесконечные разговоры о ее "будущности". Я стараюсь произвести впечатление. Я ей льщу... "Конечно, фильм Мадейи - важный этап для вас, но теперь должен найтись человек, который поможет в полной мере раскрыться вашему таланту... К примеру, какой-нибудь гениальный еврейский мальчик..." Она слушает все внимательнее. "Вы так думаете?" - "Да-да, я просто уверен!"

Наивность ее лица казалась удивительной даже мне, восемнадцатилетнему. "Ты на самом деле так считаешь?" - спрашивала она. Беспорядок в нашей комнате становился немыслимым. Кажется, мы дня два из нее не выходили.

Откуда Ивонна родом? Я сразу понял, что она не парижанка. Она совсем не знала Парижа. Раза два приезжала ненадолго, останавливалась в отеле "Виндзор-Рейнольд" на улице Божон, я хорошо ее помню: отец перед своим таинственным исчезновением встречался там со мной (только вот начисто забыл: там ли мы с ним в последний раз виделись или в вестибюле "Лютеции"?). Кроме "Виндзор-Рейнольда", ей в Париже запомнились только улица Колонель-Моль и бульвар Босежур, где жили какие-то ее друзья, я не решился спросить какие. Женеву и Милан она упоминала гораздо чаще. И в Женеве, и в Милане она работала. Но кем?

Я украдкой заглянул в ее паспорт. По национальности француженка. Проживает в Женеве, на площади Дорсьер в доме 6-бис. Почему именно там? К моему величайшему изумлению, родилась в Верхней Савойе в этом самом городке. Совпадение? Или она в самом деле местная? Может быть, у нее есть тут родственники? Я задал ей наводящий вопрос, но она явно что-то от меня скрывала. И очень уклончиво ответила, что воспитывалась за границей. Я не настаивал. Со временем, думал я, все равно обо всем узнаю.

Она тоже меня расспрашивала. "Ты приехал сюда отдыхать? Надолго?", "А я сразу догадалась, что ты из Парижа". Я сообщил, что "моя семья" - слово "семья" я произнес с особенным удовольствием - решила, что мне, при "моем слабом здоровье", необходим длительный отдых. Придумывая все это, я представлял себе гостиную с деревянными панелями: за столом важно восседают человек десять - "семейный совет" - и решают мою судьбу. Окна гостиной выходят, скажем, на площадь Малерб, а сам я из добропорядочной еврейской семьи, поселившейся в Монсо в конце прошлого века. Ни с того ни с сего она вдруг спросила: "Хмара - это ведь русская фамилия? Вы русский?" Тогда я изобретаю новую версию: мы с бабушкой живем на первом этаже неподалеку от площади Этуаль, а точнее, на улице Лорда Байрона, нет, лучше - на улице Бассано (важно назвать как можно больше деталей). Мы продаем "фамильные драгоценности" или закладываем их в ломбард на улице Пьера Шаррона. На это и живем. Да, я русский, граф Хмара. Кажется, мой рассказ произвел впечатление.

Несколько дней я никого и ничего не боялся. Но потом опять началось. Застарелая мучительная болезнь.

Впервые мы вышли из гостиницы после обеда и сейчас же сели на плававший по озеру пароходик "Адмирал Гизан". Она нацепила солнечные очки в массивной оправе с дымчатыми зеркальными стеклами. Все в них и отражалось, как в зеркале.

Пароходик двигался не спеша и доплыл до Сен-Жорно на той стороне озера минут за двадцать, не меньше. Зажмурившись от солнца, я вслушивался в отдаленное жужжание моторных лодок, выкрики и смех купальщиков. Высоко в небе пролетел спортивный самолет с огромным плакатом. "Кубок "Дендиот" прочел я странную надпись... "Адмирал Гизан" долго примеривался и наконец причалил, вернее, ткнулся носом в берег. На борт поднялось несколько человек, в том числе священник в ярко-красной сутане, и пароход с трудом потащился дальше. Следующая после Сен-Жорио остановка - поселок Вуарен. Затем Пор-Лузац, а чуть дальше - Швейцария. Но пароходик вовремя повернет и поплывет обратно.

Ветер теребил прядь волос у нее на лбу. Она спросила, станет ли она графиней, если мы поженимся. Спросила как бы в шутку, но я почувствовал, что это в самом деле ее волнует. И ответил, что после свадьбы ее будут звать: "Ваша светлость Ивонна Хмара".

- Хмара в самом деле русская фамилия?

- Грузинская, - отвечал я, - грузинская.

Когда мы останавливались в Верье-дю-Лак, я различил вдалеке бело-розовую виллу Мадейи. Ивонна тоже посмотрела в ту сторону. Компания молодежи расположилась на палубе рядом с нами. Почти все они были в теннисных костюмах, из-под плиссированных юбок девушек выглядывали толстые икры. Все они как-то по-особенному выговаривали слова, так говорят на проспекте Божо. Я все думал, почему у нашей золотой молодежи угри на лицах и излишний вес? Видимо, все дело в питании. Двое из них рассуждали о сравнительных достоинствах ракеток "Панчо Гонзалес" и "Спалдинг". У наиболее говорливого молодого человека с окладистой бородкой, на рубашке красовался крошечный зеленый крокодильчик. Разговор специалистов. Всякие непонятные слова. Негромкое, усыпляющее бормотание на солнцепеке. Одна из блондинок вполне благосклонно слушала брюнета в блейзере с нашивкой и мокасинах, а тот из кожи вон лез, чтобы ей понравиться. Другая сообщила всем, что "танцы" будут послезавтра вечером и что "родители оставляют нам виллу". Плеск воды за кормой. Над нами снова пролетел самолет, и я еще раз прочел загадочную надпись: "Кубок "Дендиот".

Насколько я понял, все они плыли в теннисный клуб в Ментон-Сен-Бернар. Должно быть, их родители живут в виллах на берегу озера. А куда плыли мы? Где жили наши родители? Была ли Ивонна "девочкой из хорошей семьи", как наши попутчицы? А я? И все-таки графский титул - не то что какой-нибудь крокодильчик, едва заметный на белой рубашке. "Господина графа просят к телефону!" Да-да, неплохо звучит.

Мы сошли на берег все вместе в Ментоне. Теннисисты с ракетками нас обогнали. Мы проходили мимо вилл, фасадом напоминающих горные шале, куда приезжают отдыхать из года в год многие поколения мечтательных горожан. Некоторые виллы едва виднелись за разросшимися кустами боярышника и елками.

Вилла "Примавера"... Вилла "Эдельвейс"... Вилла "Серна"... Шале "Мари-Роз"... Теннисисты свернули налево к сетке корта. Их болтовня и смех затихли вдали.

Мы же пошли направо к табличке с надписью: "Гранд-Отель Ментона". Поднялись по очень крутой тропинке в чьем-то саду и очутились на посыпанной гравием эспланаде. Отсюда открывался вид на всю окрестность, он был мрачнее, чем с балкона "Эрмитажа". Этот берег озера казался диким, пустынным. Отель был старым. В вестибюле стояли вечнозеленые растения в кадках, кожаные кресла и огромные диваны с клетчатыми покрывалами. Целые семьи съезжались сюда в июле и августе. Записывали в книгу одни и те же двойные, типично французские фамилии: Сержан-Вельваль, Атье-Морель, Пакье-Папар... И когда, получив ключ, мы тоже расписались, мне показалось, что "граф Виктор Хмара", как жирное пятно, испортил всю картину.