Альберто Моравиа - Дом, в котором совершено преступление (Рассказы)

Он сразу решил, что это она, и удивился тому, как далеки были от действительности его фантазии. Теперь, когда он увидел эту Де Керини, и Манкузо представился ему в истинном свете: нечто среднее между сердцеедом и альфонсом. В самом деле, Де Керини была как раз такой женщиной, к которой мужчина вроде Манкузо мог привязаться: уже не молодая, крупная, высокая, с пышными формами и правильным, кукольным лицом, обрамленным белокурыми волосами, тщательно причесанными и надушенными. Она вошла бесшумно и с каким-то кошачьим выражением пристально поглядела на Сильвио черными бархатистыми глазами, в которых таилась загадочная улыбка.

- Ах, простите, - проговорила она чуть насмешливо, как показалось Сильвио, и, покачивая бедрами, прошла среди цветов, мебели и безделушек в конец гостиной. - Простите. Джино предупредил меня, что вы придете, но у меня, признаться, совсем из головы вылетело.

Взяв ящичек с сигаретами, она села рядом с Сильвио, и он почувствовал, как его обволакивает волна густого запаха. Капот приоткрывал белую пухлую грудь; на щеке, сморщившейся в улыбке, была маленькая черная родинка, какими в старину восхищались мужчины; плавные и изящные движения женщины, когда она закуривала, склонив голову набок и сощурив улыбающиеся глаза, как нельзя более гармонировали с жеманным стилем гостиной.

- Да, я разговаривал с синьором Манкузо, - начал Сильвио в некотором замешательстве, - он просил меня набросать проект, и я принес его... вот... - Он развернул чертежи и разложил их на столе. - Это нижний этаж, начал он, смущаясь. - Как видите, я должен был учитывать особенности участка, который оставляет желать лучшего.

Он давал объяснения, показывая комнату за комнатой, развивая свои мысли и в смущении порой противореча себе; Де Керини даже не наклонилась над чертежами и смотрела на них издалека, куря и улыбаясь глазами.

- Вы напрасно стараетесь, - сказала она наконец, - я к этому имею отношение лишь постольку, поскольку... Не знаю даже, буду ли я жить в этом доме. Вы должны поговорить обо всем этом с моей дочерью...

Сильвио посмотрел на нее с удивлением.

- Простите,- сказал он, помолчав, - может быть, я не так понял... Разве не вы невеста синьора Манкузо?

Женщина рассмеялась с нарочитой скромностью, хотя явно была польщена.

- Вы приняли меня за его невесту? - сказала она. - Вот Джино посмеется, когда услышит... Нет, - добавила она кокетливо, - я уже старуха, у меня девятнадцатилетняя дочь... Это она выходит замуж, а не я.

Сильвио все еще не мог опомниться.

"Итак, я снова обманулся", - подумал он. То, что замуж выходит не сама Де Керини, а ее дочь, казалось ему вполне естественным, учитывая возраст Манкузо; и все же, непонятно почему, ему трудно было этому поверить. "Что тут странного? - подумал он наконец, приходя в себя от удивления. - Ничего, ровным счетом ничего... Девятнадцатилетняя девушка выходит за тридцатипятилетнего мужчину... Такое бывает сплошь и рядом". Но он ничем не выдал свои мысли.

- Понимаю, - сказал он, помолчав. - В таком случае мне надо познакомиться с вашей дочерью и обсудить все с ней...

- Она уехала с женихом за город на прогулку, - сказала Де Керини, глянув в окно. - Знаете, жених с невестой, им хочется побольше быть вместе... Но они должны вернуться с минуты на минуту.

Сильвио понял, что ему ничего не остается, кроме как завязать легкий разговор, словно он пришел просто в гости. Но вместе с тем его охватило жгучее любопытство узнать побольше о Манкузо и дочери Де Керини.

- И давно они помолвлены?

- Скоро месяц, - ответила Де Керини с материнской гордостью. - Я хочу сказать - официально... Но они давно любят друг друга.

- И когда же свадьба?

- На днях...

- Так скоро? - заметил Сильвио, не зная, что сказать.

Но Де Керини не смутилась.

- Да, мы хотим сделать это как можно скорей... Не важно, что дом еще не готов. Они будут пока жить у меня... Я не люблю длительных помолвок... Во-первых, они часто кончаются ничем, и потом люди, видя девушку все время с одним и тем же мужчиной, забывают, что это ее жених, и начинают сплетничать... Не говоря уже о многих других неудобствах, которые вы сами легко можете себе представить.

Все больше смущаясь, Сильвио утвердительно кивнул.

"Эта Де Керини, - подумал он, - рассуждает более естественно и здраво, чем можно было ожидать. В ней говорит мать, которая любит свою дочь и заботится о ее чести". И все же, неизвестно почему, все это казалось ему необъяснимо странным. Он продолжал задавать самые обычные и общепринятые вопросы, какие приходили ему в голову, - о свадебном путешествии, о том, в какой церкви будет венчание, о будущих детях и так далее в том же духе, - и не мог не заметить, что Де Керини отвечает ему со светской любезностью, даже чересчур безукоризненно, с той нарочитостью, к какой часто прибегают актеры, когда им не удается по-настоящему войти в роль. Де Керини, несомненно, была образцовая мать, даже слишком образцовая, чтобы этому можно было поверить. Между тем среди всех этих разговоров она, несмотря на спокойствие своего томного и жеманного лица, начала обнаруживать некоторую тревогу, поглядывая на окно всякий раз, как на улице слышался шум автомобиля.

- Мне не нравится, что они запаздывают, - сказала она наконец. - Обычно я не отпускаю их одних, всюду езжу вместе с ними... Это мой долг... Потом, когда они поженятся, пускай делают, что хотят... Но пока она моя дочь, а синьор Манкузо всего только синьор Манкузо, я здесь распоряжаюсь... Я и никто другой...

Эти слова были сказаны властным тоном, и на лице женщины появилось злое выражение. "Да, она далеко не сентиментальна и не слезлива, эта Де Керини, подумал Сильвио, забавляясь. - Она, наверно, исполнена деспотических чувств и способна быть не только властной, но и безжалостной; внутри она так и кипит, но умело скрывает это с помощью суровости, хитрости и бесконечных уловок. Это человек, обладающий талантами, которые зря растрачиваются на семейные и светские пустяки. Она была бы гораздо более на месте, руководя каким-нибудь выгодным и не совсем честным делом или даже восседая на троне, окруженная министрами, генералами, камергерами, фаворитами и лакеями. Интрига, большая политическая интрига - вот что ей нужно". Пока он думал это, она становилась все беспокойнее и наконец, словно больше не могла сдерживать свое нетерпение, встала и начала расхаживать по комнате. Походка у нее была удивительно легкая, и когда она ходила, колыхая пышными формами, то была похожа на одну из тех свирепых и терпеливых хищниц, которые ходят взад-вперед по тесной клетке под взглядами бездельников, пришедших в воскресенье поглазеть на нее.

- Вы меня извините, я тут кое-чем займусь, - сказала она, подходя к одной из высоких ваз и вынимая оттуда цветы. - Ведь если я этого не сделаю, значит, не сделает никто. Посмотрите на эти цветы: вот уже неделю в вазах не меняют воду... И кроме того, они совсем завяли и дурно пахнут.