Симона Бовуар - Мандарины

— Ты начал свой веселый роман? — спросила Поль.

— Не знаю.

— Как это не знаешь? Не знаешь, что ты пишешь?

— Я готовлю себе сюрприз, — со смехом сказал он.

Поль пожала плечами; а между тем то была правда: он не хотел знать; в беспорядке он запечатлевал на бумаге разные моменты своей жизни, его это страшно занимало, а большего он и не требовал. Вечером, собравшись на встречу с Надин, он с сожалением оставил свою работу. Поль он сказал, что встречается со Скрясиным: за последний год он научился бережно обращаться со своей откровенностью; самые простые слова «Я встречаюсь с Надин» вызвали бы столько вопросов и комментариев, что он предпочел другие, хотя это страшно нелепо — скрывать встречу со столь непривлекательной девушкой, и еще большей нелепостью было назначать ей свидание. Он толкнул дверь Красного бара и подошел к столу, где она сидела с Лашомом и Венсаном.

— Сегодня без стычек?

— По нулям, — с досадой ответил Венсан.

Молодежь набивалась в эту красную кишку не для того, чтобы провести время с товарищами, а скорее для того, чтобы встретить своих противников: там были представлены все политические группировки. Анри часто заглядывал сюда ненадолго; ему очень бы хотелось присесть и поболтать о том о сем с Лашомом и Венсаном, посмотреть на окружающих, но Надин сразу же поднялась.

— Вы поведете меня ужинать?

— За этим я и пришел.

На улице было темно, тротуар покрывала замерзшая грязь: что же ему все-таки делать с Надин?

— Куда вы хотите пойти? — спросил он. — К «Итальянцу»?

— К «Итальянцу».

Она ни в чем ему не перечила, предоставила выбрать для них столик, как и он, заказала peperoni {11} 11 Мертвые мертвы... нам, живым, предстоит проснуться... — К этой мысли де Бовуар возвращалась много раз и в романе «Кровь других» (1945), и, особенно часто, в романе «Все люди смертны» (1946), где ее на все лады повторяет наделенный бессмертием Фоска; для де Бовуар эта констатация означает трагическую невозможность «постичь смерть других» (об этом см.: Beauvoir 1963: 78). и ossobuco; {Тушеное мясо на косточке (ит.)} со всем, что он говорил, она соглашалась с радостным видом, показавшимся вскоре Анри подозрительным: на самом деле она его не слушала, ела с невозмутимой торопливостью, улыбаясь своей тарелке; он оборвал разговор, а она, похоже, даже и не заметила этого. Проглотив последний кусок, Надин бесцеремонно вытерла рот и спросила:

— А теперь куда вы меня поведете?

— Вы не любите ни джаз, ни танцы?

— Нет.

— Можно заглянуть в «Тропик Рака».

— Это забавно?

— А вам известны забавные кабаки? В «Тропике Рака» можно неплохо поговорить.

Она пожала плечами:

— Для разговора вполне подойдут скамейки в метро. — Ее лицо просияло. — Есть заведения, которые мне очень нравятся, те, где показывают обнаженных дам.

— Не может быть! Вас это забавляет?

— О да! В турецких банях интереснее, но и в кабаре неплохо.

— А вы, случаем, чуточку не порочны? — со смехом спросил Анри.

— Возможно, — сухо ответила она. — Вы хотите предложить что-нибудь получше?

Смотреть на обнаженных женщин в обществе этой взрослой девицы — ни девственницы, ни женщины, трудно вообразить себе что-либо более неуместное; но ведь Анри взялся развлекать ее, а ему не хватало вдохновения. Они сели «У А старты» перед ведерком с шампанским; в зале было еще пусто; возле бара болтали танцовщицы. Надин долго разглядывала их.

— Если бы я была мужчиной, каждый вечер я приводила бы другую женщину.

— Каждый вечер другая женщина: под конец все сведется к одной и той же.

— Ничего подобного; взять хотя бы маленькую брюнетку и вон ту рыжую с такими хорошенькими накладными грудями, под своими платьями они ничуть не похожи. — Опершись подбородком на ладонь, Надин взглянула на Анри: — Женщины вас не интересуют?

— Не таким образом.

— А каким?

— Ну, я люблю смотреть на них, если они красивы, танцевать с ними или беседовать.

— Для беседы больше подходят мужчины, — заявила Надин; ее взгляд стал подозрительным. — А вообще-то почему вы меня пригласили? Я некрасива, танцую плохо да и говорю не очень хорошо.

Он улыбнулся.

— Вы не помните? Вы упрекали меня, что я никогда вас не приглашаю.

— Каждый раз, когда вас упрекают в том, чего вы не делаете, вы это делаете?

— А почему вы приняли мое приглашение? — спросил Анри.

Она бросила на него столь простодушно вызывающий взгляд, что он смутился; неужели правда, как уверяет Поль, что, завидев мужчину, Надин готова сразу предложить ему себя?

— Ни от чего не следует отказываться, — сказала она поучительным тоном. Какое-то время Надин молча пила свое шампанское, потом разговор кое-как

возобновился, но иногда Надин многозначительно умолкала, пристально глядя на Анри, и при этом лицо ее выражало недоуменный упрек. «Не могу же я пойти с ней», — думал он. Не так уж она ему нравилась, Анри слишком хорошо ее знал, это было чересчур просто, к тому же его бы это стесняло — из-за Дюбрея; он пытался заполнить паузы, но она дважды нарочито зевала. Для него тоже время тянулось медленно. Несколько пар танцевали: в особенности американцы с наемными танцовщицами, и еще одна — две лжесупружеские пары из провинции. Анри решил уйти, как только танцовщицы покажут свой номер, и почувствовал облегчение, когда они наконец появились. Их было шесть — в покрытых блестками лифчиках и трусиках, в цилиндрах цветов французского и американского флагов; они танцевали ни хорошо, ни плохо и были не слишком уродливы: неинтересное зрелище не располагало к веселью, так почему у Надин был такой радостный вид? Когда девушки расстегнули лифчики, обнажив свои парафинированные груди, она украдкой бросила взгляд на Анри:

— Которая вам больше нравится?

— Все одинаковы.

— Блондинка слева, вы не находите, что у нее прелестный маленький пупок?

— И очень грустная физиономия.

Надин умолкла; она рассматривала женщин взглядом немного пресыщенного знатока; когда они, пятясь, ушли, размахивая трусиками в одной руке, а другой прикрывая трехцветным цилиндром причинное место, Надин спросила:

— Что важнее: иметь хорошенькую мордашку или быть хорошо сложенной?

— Это зависит от разных обстоятельств.

— От каких?

— От общего целого, а также от вкусов.

— Какой оценки я заслуживаю в общем и на ваш вкус? Он смерил ее взглядом.

— Я скажу вам это года через три-четыре: вы еще не сформировались окончательно.

— Окончательного ничего не бывает до самой смерти, — сердито сказала она. Ее взгляд блуждал по залу и остановился на танцовщице в черном платьице с грустным лицом, которая подошла и села у стойки. — У нее и правда печальный вид. Вы должны пригласить ее танцевать.