Симона Бовуар - Мандарины

Анри сосредоточенно смотрел на Ивонну и Лизу, и они в отчаянии переглянулись. Они были столь же уверены в личности Мерсье, как в преданности Анри, и в глазах у них отражалась паника.

— Тогда это был его брат-близнец, — сказала Ивонна.

— У него нет братьев, — возразил следователь.

— Тогда кто-то, похожий на него, как брат.

— Множество людей похожи друг на друга по прошествии двух лет, — заметил Анри.

Наступило молчание, и следователь спросил:

— Вы настаиваете на своих показаниях?

— Нет, — ответила Ивонна.

— Нет, — повторила Лиза.

Чтобы не заподозрить Анри, они согласились усомниться в собственных, самых что ни на есть достоверных воспоминаниях; но вместе с прошлым пошатнулось вокруг них и настоящее, и даже сама реальность. Анри пришел в ужас от того растерянного недоумения, что затаилось в глубине их глаз.

— Прочтите, пожалуйста, и подпишите, — сказал следователь.

Анри перечитал страницу; изложенные нечеловеческим языком, его показания теряли всякую силу, и он без смущения подписал их, однако с сомнением следил глазами за выходившими молодыми женщинами; Анри хотелось броситься вслед за ними, но ему нечего было сказать им.

То был самый обычный день, похожий на все остальные, и никто не мог угадать по его лицу, что он совершил сейчас клятвопреступление. Ламбер встретил его в коридоре без улыбки, но это совсем по другим причинам: он был обижен тем, что Анри до сих пор не предложил ему встречу наедине. «Завтра я приглашу его на ужин». Да, дружба снова была позволена, конец предосторожностям и угрызениям совести: все так хорошо прошло, что можно было считать, будто вовсе ничего не случилось. «Так и будем считать», — сказал себе Анри, садясь за письменный стол. Он просмотрел почту. Письмо от Мардрю: Поль выздоровела, но было желательно, чтобы Анри не пытался встретиться с ней. Прекрасно. Пьер Леверрье писал, что готов выкупить акции Ламбера. Тем лучше. Он был честен и суров, ему не вернуть «Эспуар» утраченной молодости, но с ним можно будет работать. А! Принесли дополнительные сведения о мадагаскарском деле. Анри прочел напечатанные страницы. Сто тысяч убитых мальгашей против ста пятидесяти европейцев, террор царит на острове, все депутаты арестованы, хотя они и осудили мятеж, их подвергли пыткам, достойным гестапо, на их адвоката совершено покушение с гранатой, судебный процесс заранее подтасован, и ни одной газеты, чтобы изобличить скандал. Анри достал авторучку. Надо послать кого-нибудь туда: Венсан будет доволен. А пока он займется своей передовицей. Анри едва успел написать первые строчки, когда в дверях появилась секретарша: «К вам посетитель». Она протянула ему карточку: мэтр Трюффо. У Анри защемило сердце. Люси Бельом, Мерсье, мэтр Трюффо — что-то случилось: у него были сообщники.

— Пусть войдет.

Адвокат нес в руках толстый кожаный портфель.

— Я не задержу вас надолго, — сказал он и довольным тоном добавил: — Ваше показание произвело сенсацию; отсутствие состава преступления обеспечено. Я глубоко счастлив. Ошибки, которые совершил этот молодой человек, ему пришлось бы искупать не в тюрьме. Вы дали ему возможность начать новую жизнь.

— И совершать новые подлости! — сказал Анри. — Но вопрос не в этом. Все, на что я надеюсь, это никогда больше не слышать о нем.

— Я посоветовал ему уехать в Индокитай, — сказал мэтр Трюффо.

— Прекрасная идея, — ответил Анри. — Пускай убьет столько индокитайцев, сколько погубил французов, и станет знаменитым героем. Ну а пока вернул ли он досье?

— Именно, — сказал мэтр Трюффо. Он достал из портфеля объемистый пакет, завернутый в коричневую бумагу. — Я хотел вручить его вам в собственные руки.

Анри взял пакет.

— Почему мне? — в нерешительности спросил он. — Его надо было отдать мадам Бельом.

— Вы поступите с ним по своему усмотрению. Мой клиент обязался отдать его вам, — бесстрастным тоном сообщил мэтр Трюффо.

Анри бросил пакет в ящик; у адвоката были по отношению к Люси таинственные обязательства, однако это не означало, что он питает к ней нежные чувства. Быть может, он решил доставить себе удовольствие, отомстив таким образом.

— Вы уверены, что здесь все?

— Безусловно, — ответил мэтр Трюффо. — Этот молодой человек отлично понял, что неудовольствие с вашей стороны может ему дорого обойтись. Мы о нем больше не услышим, я в этом уверен.

— Спасибо, что пришли, — сказал Анри.

— Вы не думаете, что нам следует опасаться опровержения?

— Не думаю, — сказал Анри. — К тому же вокруг этой истории не было никакой шумихи.

— Нет, к счастью, она очень быстро прекратилась.

Наступило молчание, которое Анри и не пытался нарушить, мэтр Трюффо в конце концов решился:

— Ну что ж, оставляю вас работать. Надеюсь встретиться с вами в ближайшее время у мадам Бельом. — Он встал. — Если когда-нибудь у вас возникнут хоть малейшие неприятности, дайте мне знать.

— Спасибо, — сухо сказал Анри.

Как только адвокат вышел, Анри открыл ящик: рука его замерла над коричневой бумагой. Ни к чему не прикасаться, отнести пакет к себе в номер и сжечь не глядя. Но уже он срывал тесемки и раскладывал на столе бумаги: письма на немецком, на французском, отчеты, показания, фотографии: декольтированная, усыпанная драгоценностями Люси в окружении немцев в мундирах; сидя между двумя офицерами перед ведерком для шампанского, Жозетта смеялась во весь рот; а вот она в светлом платье посреди лужайки, ее обнимал красивый капитан, и она улыбалась ему с тем видом счастливого доверия, который так часто поражал Анри; волосы ее свободно ниспадали на плечи, она казалась моложе, чем сейчас, и гораздо, гораздо веселей! Как она смеялась! Положив фотографии на стол, Анри заметил, что пальцы его оставили на глянцевой поверхности влажные следы. Он всегда знал, что Жозетта смеялась в то время, как Ивонны и Лизы тысячами агонизировали в концлагерях; но то была давняя история, надежно скрытая за удобной завесой, которая смешивает воедино прошлое, разлуку и небытие. Однако теперь он видел собственными глазами: прошлое было настоящим, стало настоящим.

«Моя любовь». Капитан старательно писал французские фразы, перемежая их короткими фразами на немецком, короткими страстными фразами. Казалось, он был очень глуп, очень влюблен и очень печален. Она любила его, он погиб, она, должно быть, много плакала. Но сначала она смеялась, как она смеялась!

Анри снова завязал пакет и бросил его в ящик, который запер на ключ. «Завтра я все сожгу». А пока ему надо было закончить статью. Он снова взялся за перо. Анри собирался писать о справедливости, о правде, протестовать против убийств и пыток. «Надо», — настойчиво говорил он себе. Если он откажется делать то, что надо было делать, он станет виновным вдвойне; что бы он ни думал о себе, существовали эти люди там, которых следовало попытаться спасти.