О'Генри - Налет на поезд

В обыкновенных вагонах в ночное время оказалось мало публики, так что сбор наш был очень невелик, пока мы не дошли до спального вагона. Проводник пульмановского вагона встретил меня у одной двери, тогда как Джим обошел кругом ко второй. Проводник очень вежливо сообщил мне, что в его вагон войти нельзя, так как он не принадлежит железнодорожной компании, и что, кроме того, пассажиры уже достаточно встревожены криками и выстрелами. Никогда в жизни я не видел лучшего образца официального достоинства и уверенности в силе великого имени м-ра Пульмана. Я приставил свой шестизарядный револьвер к груди проводника так плотно, что впоследствии нашел одну из пуговиц его жилета крепко втиснутой в дуло. Чтобы извлечь ее, пришлось выстрелить. Проводник сразу закрыл рот, точно то был ножик со слабой пружиной, и скатился по ступенькам вагона. Я раскрыл дверь спального вагона и вошел внутрь. Высокий, толстый старик шел мне навстречу, переваливаясь, пыхтя и задыхаясь. Один рукав его сюртука был надет; сверх него старик пытался натянуть жилет. Не знаю, за кого он меня принял.

- Молодой человек, - сказал он: - вам надо быть хладнокровным. Прежде всего будьте хладнокровны и не волнуйтесь.

- Не могу,- ответил я.- Я горю от возбуждения.

Тут я испустил крик и стал разряжать свой револьвер в потолочное окно.

Старик пытался нырнуть на одну из нижних коек, но оттуда послышался визг, высунулась голая нога, которая ударила его в брюхо и сбросила на пол.

Я увидел Джима в противоположной двери и приказал всем вылезать и выстраиваться.

Пассажиры стали сползать вниз, и некоторое время вагон был похож на трех'ярусный цирк. У мужчин был такой испуганный и угнетенный вид, как у стада кроликов в глубоком снегу. На них, в среднем, было надето по четверти их одежды и по одному сапогу. Кто-то сидел на полу, сбоку, с таким видом, точно он решал сложную арифметическую задачу, при чем степенно старался надеть дамский ботинок номер второй на свою ногу номер девятый.

Дамы не задерживались для одевания. Им было так любопытно увидеть настоящего живого налетчика, что, визжа и шумя, они сошли, завернувшись только в простыни и одеяла. Женщины всегда выказывают больше любопытства и смелости, чем мужчины.

Мы заставили всех выстроиться и стоять смирно; затем я стал проходить меж рядами. Я нашел тут очень мало,-говорю это в смысле ценностей. В шеренге очень интересное зрелище представлял один из тех толстых, перезрелых, высоких, торжественных дураков, которые во время лекции сидят на эстраде и выглядят очень умными. Прежде чем вылезть, он успел надеть свой длиннополый сюртук и высокий шелковый цилиндр; кроме этого, на нем были только пижама и мозоли. Когда я копнул этого принца Альберта, то надеялся вытащить по крайней мере самородок золота или охапку государственных бумаг, но нашел только детскую французскую губную гармонику, длиною в четыре дюйма. Для чего она была тут,- не знаю. Взбесившись, что он так надул меня, я ударил его гармоникой по губам.

- Если не можете платить, играйте,- крикнул я.

- Я не умею играть,- ответил он.

- Тогда учитесь поскорее,- сказал я, дав ему понюхать кончик ружейного ствола.

Он схватил гармонику, покраснел, как свекла, и принялся дуть. Он выдувал песенку, которую я слышал в детстве:

"Нет девочки краше во всей стране...

Папа и мама твердили мне".

Я заставил его играть все время, что мы были в вагоне. Порою он ослабевал и сбивался с тона. Тогда я поворачивал к нему ружье и спрашивал, что сделалось с его девочкой, и не желает ли он вернуться к ней, что заставляло его приниматься за игру чуть ли не в шестидесятый раз.

Мне кажется, что я никогда не видал ничего смешнее этого старика, в цилиндре и с босыми ногами, играющего на маленькой французской гармонике. Стоявшая тут же в ряду рыжая женщина расхохоталась, глядя на него. Вы услышали бы ее смех в следующем вагоне! Джим наблюдал за порядком, пока я обыскивал койки. Роясь в этих постелях, я наполнил наволочку самым странным ассортиментом вещей.

Иногда мне попадались карманные пистолеты, годные разве на то, чтобы ковырять ими в зубах; я тут же выбрасывал их за окно. Окончив сбор, я выгрузил содержимое наволочки на боковое сиденье. Тут было много часов, браслетов, колец, записных книжек, некоторое количество фальшивых зубов, фляг с виски, коробочек с туалетной пудрой, шоколадной карамели и париков разных цветов и разной длины. Было также около дюжины дамских чулок с засунутыми в них драгоценностями: часами,свертками ассигнаций; чулки были плотно набиты и спрятаны под матрацы.

Я предложил возвратить то, что назвал "скальпами", сказав, что мы не индейцы на войне. Но ни одна из дам, казалось, не знала, кому принадлежат эти волосы. Одна женшина,- очень красивая! - завернутая в полосатое одеяло, увидев, что я поднял чулок, плотно набитый и тяжелый около носка, огрызнулась на меня.

- Это мое, сэр! Надеюсь, вы не занимаетесь ограблением женщин!

Так как это был наш первый налет на поезд, то мы не сговорились насчет какого-либо этического кодекса. Я не знал, что отвечать. Все-таки я сказал:

- Конечно, это не является нашей специальностью. Если чулок содержит вашу личную собственность, можете получить его обратно.

- Разумеется, это моя собственность,- сказала она и протянула руку за чулком.

- Разрешите мне все же осмотреть содержимое,- сказал я и взял чулок за носок.

Из него вывалились большие мужские часы стоимостью в двести долларов, мужской бумажник, в котором, как мы позже подсчитали, было шестьсот долларов и револьвер 32-го калибра. Единственной вещью из всей кучи, которая могла быть личной собственностью дамы, оказался серебряный браслет, стоимостью около пятидесяти центов.

- Мадам,- сказал я, вручая ей браслет,- вот вам ваша собственность. А теперь,- продолжал я,- скажите мне: как вы можете требовать от нас корректного образа действий, если сами стараетесь так обманывать нас? Я поражен таким поведением! Молодая женщина покраснела, как будто ее поймали в чем-нибудь нечестном.

Какая-то другая женщина воскликнула: "Низкая тварь!" Я никогда не узнал, относилось ли это к первой лэди, или ко мне. Окончив свое дело, мы приказали всем вернуться в постели, очень вежливо пожелали им в дверях спокойной ночи и ушли.

До рассвета мы от'ехали на сорок миль и тогда только поделили добычу.

Каждый из нас получил 1752 доллара 85 центов деньгами. Ювелирные вещи мы делили на кучи.

Затем мы раз'ехались, каждый своей дорогой.

Это было моим первым налетом на поезд, но исполнен он был так же легко, как и все последующие. Тут я в последний и единственный раз ограбил пассажиров. Эта сторона дела мне не нравится. Впоследствии я строго ограничивался одним служебным вагоном.

Читать дальше