Фрэнк О'Коннор - Суета сует

- Что, плохи мои дела? - спросил он врача, подвижного молодого человека с круглым, словно луна, лицом.

- Боюсь, вы сломали себе плечо и ногу, - сказал врач. - Необходимо поместить вас в больницу, там выясним, не повреждено ли что-нибудь еще.

- Я умру? - почти с надеждой спросил епископ:

смерть избавила бы его от всех проблем.

- Ну что вы, - возразил врач, хотя был убежден, что епископ покинет больницу не иначе как в деревянном ящике. - Вы, должно быть, на редкость крепкий человек.

- Да, я очень крепкий, - с удовлетворением подтвердил епископ. - Не могли бы вы сделать все необходимое прямо здесь?

- Не могу, ваше преосвященство.

- Почему же? - сердито спросил епископ. Он не терпел, когда ему противоречили так решительно, - один из недостатков тех, кто мнит себя Господом всемогущим.

- Потому что нужно немедленно сделать рентгеновский снимок.

- А почему его нельзя сделать здесь? Ведь есть же переносные установки. Я не люблю больниц.

- Больниц? Почему? Чем они плохи?

- В больнице все на виду, - отрезал епископ. - Человек, занимающий положение в обществе, - такое, как мое, - не может выставлять себя на посмешище. И так слишком много вокруг людей, которые пытаются доказать, будто ты не способен позаботиться о себе сам, и обращаются с тобой, как с ребенком.

- Но ведь несчастный случай может произойти с каждым, - возразил врач.

- Несчастный случай может произойти с молодым человеком, - сказал епископ. - А когда что-нибудь подобное происходит с человеком пожилым, стараются представить дело так, будто он сделал это всем назло.

Управляющий гостиницы, Болэнд, - мой старинный приятель, он-то не проговорится. А ежели я попаду в больницу, назавтра весь Мойл будет знать об этом.

- Весь Мойл и так будет знать.

- Не будет, если принять необходимые меры, - сказал епископ, растянув в улыбке свои тонкие губы.

- Но об этом непременно узнают.

- Почему же непременно? - спросил епископ неожиданно резко. И без того было слишком тяжело мириться с беспомощностью и терпеть мучительную боль, а тут тебе в придачу еще и возражают. - Какое кому до этого дело?

Я могу лечь в больницу под чужим именем.

- Вы не сможете этого сделать, - сказал врач. - Вам придется назвать свое имя монахиням.

- Не стану я с ними разговаривать, - заявил епископ еще более раздраженно. - Я-то их знаю лучше, чем вы. Я вообще ничего им не скажу.

- Но они должны знать, что вы - духовное лицо.

- Ну конечно, духовные лица в этой стране пе имеют права скрыть свое имя, - сказал епископ. Он терял силы и злился все сильнее. - Первым делом они захотят выяснить, из какой я епархии, а потом приставят монашку или сиделку шпионить за мной. Ну и положение, хуже не придумаешь! А что представляет собой матьнастоятельница, ведающая этой больницей?

- Очень славная, добрая женщина.

- Да при чем тут ее доброта? Откуда она родом?

- Я никогда ее не спрашивал об этом.

Епископ вконец расстроился; целую минуту он собирался с мыслями. Поразительно, как это врач не поинтересовался столь важным вопросом. Епископ даже засомневался, хороший ли он специалист, этот молодой человек.

- Пришлите ее ко мне, - сказал епископ. - Вижу, мне придется позаботиться обо всем самому.

- Знаете ли, ваше преосвященство, вы очень несговорчивый человек, - с усмешкой сказал врач.

- Вот это и привело меня сюда, - ответил епископ неопределенно. Его не задевало, когда его называли несговорчивым или даже упрямым: это лишь подтверждало, что он производит должное впечатление.

Минут через десять врач вернулся с преподобной матерью-настоятельницей и оставил их наедине.

Мать-настоятельница оказалась пожилой улыбчивой женщиной с обходительными манерами: она излила на епископа море заботливого участия, от которого он почувствовал себя еще хуже. Зная, что все это - чисто профессиональный прием, он дал ей попричитать вволю, а потом осторожно накрыл своей доброй пухлой рукой ее руки. Судя по кроткому выражению его лица, можно было подумать, что он смирился со своей участью; но это тоже было только приемом, его манерой обращаться с истеричными женщинами.

- Доктор - способный молодой человек, матушка, - начал он очень серьезно. - Но разговаривать мне с ним нелегко. Мирянам никогда не понять те сложности, с которыми сталкиваемся мы - служители церкви. Каждое поприще имеет свою благодать и свои искушения. Для нас, духовенства, самое большое искушение - суетность.

- Я не знаю, ваше преосвященство, - сказала она потупившись.

- Вам это и не нужно знать, - с твердостью произнес епископ. - Вот почему духовному лицу так тяжко стареть. Но вы еще молодая женщина, грубо польстил он ей, - вам это знать пока ни к чему. Скажите мне, откуда вы родом?

- Из Мэйо, ваше преосвященство, - ответила она. - Из Мэйо, господи благослови!

- Из Мэйо? - переспросил епископ упавшим голосом. Он не доверял монашкам и не доверял тем, кто был родом из Мэйо. - Да, как я сказал, когда-нибудь наступит и ваш черед. Вы увидите, как молодые пытаются оттолкнуть вас, расчищая себе дорогу, как шпионят за вами и злобствуют, ожидая, когда вы сделаете неверный шаг.

- Ах, не стоит говорить об этом, ваше преосвященство, - сказала она печально. - Я это все уже видела.

- Вы наблюдательная молодая женщина, - на этот раз не кривя душой, сказал епископ. - А теперь, матушка, я открою вам то, что не доверил бы мирянину, но вы, знаю, поймете. Я не в ладах с моим коадъютором - уверен, дальше вас это не пойдет. Он считает, что я не в состоянии позаботиться о себе сам. И если только станет известно, что со мной произошел несчастный случай, он всюду будет говорить, что мне не под силу принимать самостоятельные решения. Вам, должно быть, такое знакомо.

- Ваше преосвященство! - с ужимками испуганной девицы воскликнула она. - Боюсь, вы не представляете себе, о чем просите.

- Однако, если не ошибаюсь, не так давно здесь лежал некий член правительства.

- Ну разумеется, у нас всегда есть пациенты, чье пребывание в больнице не подлежит огласке.

- Помнится, его недуг назывался пневмонией, - веско сказал епископ. Во всяком случае, ваша забота о нем была высоко оценена в правительственных кругах"

- Ах, это было не совсем так, ваше преосвященство, - сказала она с беспокойством. - Но одно дело министр, а другое - епископ. Как я могу...

- Нет того, чего не могла бы сделать умная женщина, стоит ей только захотеть, матушка, - сказал он.

- И нет того, чего не могла бы выведать любопытная женщина, стоит ей только захотеть, ваше преосвященство. - возразила с усмешкой она.

В тот же вечер епископ был помещен в удобной комнате, расположенной в самом дальнем конце больничного здания и отделенной от других палат многочисленными коридорами. Две старые монахини были приставлены охранять его. Они давно уже были не у дел: сестру Димпну всю скрючило ревматизмом, а у сестры Марты было неладно с головой, но обе обрадовались возложенной на них ответственности, а главное - тому, что понадобились как люди, на которых можно положиться, и торжествовали, что смогут отомстить тем, кто ими пренебрегал, третируя и избегая их.