Джон Пассос - 1919

Мистер Центнер закатил глаза.

- Насилие! - задохнулся он. - Неслыханный хамство по отношению к купец из нейтральный и дружественный страна! Все это я расскажу послу. Я им предъявлю иск. Я с них взыщу убытки.

- И я тоже, - сказал Джо смеясь.

Капрал появился на пороге и закричал:

- Уильямс!

Джо отдал мистеру Центнеру пальто и пожал его пухлую руку.

- Ради бога, не забудьте сказать консулу, что тут есть еще один американец. Я слышал, что меня хотят отправить в концентрационный лагерь до конца войны.

- Хорошо, не беспокойтесь. Я вас вытащу, - сказал мистер Центнер, выпятив грудь.

На этот раз Джо отвели в настоящую тюремную камеру; в ней было небольшое окошко и можно было ходить. Капрал дал ему пару ботинок и дырявые шерстяные носки. Ботинки на него не налезли, но носки чуточку согрели ноги. В полдень ему дали похлебку, в которой плавала гнилая картошка, и хлеб с маргарином.

На третий день надзиратель принес вместе с едой вскрытый пакет из коричневой бумаги. В пакете были костюм, рубашка, фланелевое белье, носки и даже галстук.

- Была еще записка, но записки не разрешается передавать, - сказал надзиратель. - Теперь будешь настоящий франт.

Под вечер надзиратель приказал Джо следовать за ним, и Джо надел чистый воротничок, слишком узкий для него, и завязал галстук, и подтянул брюки, слишком широкие для него в талии, и пошел коридорами и двором, который был полон томми, в маленький кабинет; у дверей стоял часовой, а за письменным столом сидел сержант. Рядом - делового вида молодой человек с соломенной шляпой на коленях.

- Вот он, сэр, - сказал сержант, не глядя на Джо, - можете спрашивать.

Деловой юноша поднялся и подошел к Джо.

- Ну и заставили же вы меня повозиться... Я просмотрел протоколы, и мне кажется, что вы то самое лицо, за которое себя выдаете... Как зовут вашего отца?

- Так же, как меня, Джозеф П.Уильямс... Скажите, вы американский консул?

- Я из консульства... Какого черта вас понесло на берег без паспорта? Что же вы думаете - у нас других забот нет, как возиться с разными идиотами, которые лезут сюда в такой момент? Ну вас к черту, я хотел сегодня поиграть в гольф, а вместо этого мне пришлось потратить два часа, чтобы вытащить вас из камеры.

- Да ведь я вовсе и не сходил на берег. Они сами пришли и забрали меня.

- Надеюсь, это вам будет наукой... Чтоб в следующий раз ваши бумаги были в порядке.

- Так точно, сэр... Уж я позабочусь.

Через полчаса Джо был на улице, с сигарной коробкой и свертком старого платья под мышкой. Было солнечно, краснолицые мужчины в темных костюмах, длиннолицые женщины в неуклюжих шляпах, на улицах большие автобусы и высокие трамваи; все казалось ему ужасно смешным, покуда он не вспомнил, что это Англия и что он никогда тут раньше не бывал.

Ему пришлось долго ждать в пустой приемной консульства, пока деловой юноша выписывал ему уйму разных бумаг. Он был голоден и все время мечтал о бифштексе с жареной картошкой. Наконец его позвали в кабинет, дали бумагу и сказали, что для него есть койка на американском пароходе "Тампа" из Пенсаколы и пускай он сейчас же идет в агентство, и оставит ее за собой, и садится на пароход, а если его опять поймают в Ливерпуле - тем хуже для него.

- А нельзя ли мне чего-нибудь перекусить, господин консул?

- Тут что, по-вашему, ресторан?.. У нас нет средств на вспомоществование. Будьте благодарны за то, что мы для вас сделали.

- Мне не заплатили жалованья на "Аргайле", и я чуть не подох от голода в тюрьме.

- Ну вот вам шиллинг, больше я ничем не могу помочь.

Джо поглядел на монету.

- Кто это? Король Георг?.. Ладно, спасибо, господин консул.

Он шел по улице с адресом агентства в одной руке и шиллингом в другой. Он чувствовал себя обиженным и слабым, и у пего ныл желудок. На другой стороне улицы он увидел мистера Центнера. Он перебежал на ту сторону между автомобилями и подошел к нему с протянутой рукой.

- Я получил одежду, мистер Центнер, это было чертовски любезно с вашей стороны. - Мистер Центнер шел с маленьким человечком в офицерском мундире. Он помахал пухлой рукой и сказал:

- Рад служить соотечественнику, - и пошел дальше.

Джо зашел в лавку, где торговали жареной рыбой, и купил на шесть пенсов жареной рыбы, а остальные шесть пенсов заплатил за большую кружку пива в баре; он рассчитывал, что там будет бесплатная закуска к пиву, но никакой бесплатной закуски не было. Когда он наконец добрался до агентства, оно уже было закрыто, и вот он очутился на улице без крова; был белый, туманный вечер. В порту он спросил нескольких парней, не знают ли они, где стоит "Тампа", но никто не знал, и у них было такое странное произношение, что он их прямо с трудом понимал.

А потом, когда начали зажигаться фонари и Джо совсем уже пал духом, он внезапно очутился в каком-то переулке; впереди него шли три американца. Он нагнал их и спросил, не знают ли они, где стоит "Тампа". Еще бы им не знать, когда они сами с "Тампы" - они вышли поглядеть на этот проклятый город, пускай он идет с ними. До чего же это было приятно встретить своих ребят после двух месяцев на цинготнике и тюрьмы и тому подобного. Они зашли в бар и выпили виски, и он рассказал им про тюрьму и как проклятые бобби сняли его с "Аргайла" и он не получил ни жалованья, ни черта, и они угощали его, и один из них, родом из Норфолка, штат Виргиния, по имени Уилл Стерн, достал кредитку в пять долларов и сказал, чтобы он ее взял, отдаст, когда сможет.

Встретиться с такими ребятами было все равно что вернуться домой, в божью страну, и они выпили в круговую; вот они, все четверо американцы, в этом поганом городе, и каждый из них поставил выпивку от себя, потому что они были все четверо американцы и готовы были драться со всем Светом. Улаф был шведом, но он уже получил натурализационные бумаги и поэтому тоже шел в счет, а третьего парня звали Мелони. Остролицая буфетчица хотела их надуть при размене денег, но они получили с нее все, что им причиталось; она дала им всего пятнадцать шиллингов вместо двадцати за фунт, но они заставили ее додать пять шиллингов. Они пошли в другую лавочку, где торговали жареной рыбой; в этой проклятой стране положительно ничего нельзя было достать поесть, кроме жареной рыбы, а потом они еще выпили, все четверо американцы, и почувствовали себя в общем очень славно в этом поганом городе. За ними увязался какой-то зазывала, потому что ужо пора было уходить: лавка закрывалась рано по случаю военного времени, и во всем проклятом городе некуда было пойти выпить, и очень мало фонарей, и смешные колпачки на фонарях из-за цеппелинов. Зазывала был бледный холуй с крысиным лицом, и он сказал, что он знает один дом, где они получат пиво и хороших девочек и вообще славно проведут время. В этом доме в зале висела большая лампа, разрисованная красными розами, а девочки были тощие и с лошадиными зубами, и там околачивалось еще несколько паршивых цинготников, сильно под мухой, а они были все четверо американцы. Цинготники начали приставать к Улафу, что он, дескать, проклятый тевтон. Улаф сказал, что он швед, но что лучше быть проклятым тевтоном, чем цинготником. Кто-то кого-то ударил, и Джо и опомниться не успел, как уже дрался с какими-то парнями вдвое крупнее его, и залились полицейские свистки, и всю компанию запихали в "Черную Марию".