Ирина Вильде - Совершеннолетние дети

И вдруг (через огород прошли они, что ли?) под окнами раздалось задорное, громкое, живое, как весенний паводок, «Многая лета».

Мама довольна, смеется. А Дарка моргает глазами от счастья и глупо улыбается.

Когда воздух сотрясает песня «Добрый вечер, девушка…», Дарка не выдерживает, выскакивает во двор и — падает прямо на цветы, поставленные Костиком у порога. Это ей. По случаю запоздалых именин.

Гости почти вносят Дарку на руках. У порога следует новое «Многая лета». Теперь к хору присоединяются надтреснутые голоса старших.

Мама засуетилась, покрикивает на служанку, чтобы проворнее поворачивалась. Надо повсюду зажечь свет, набросить на лампы яркие абажуры. Да будет светло! Да будет красочно!

Из кухни уже доносится звон посуды.

— Музыка… Почему нет музыки? Где музыка?! — кричит Ляля.

— Дорогие гости!.. Дорогие гости!.. Ужинать!.. — пытается вмешаться мама, но ее голос заглушает перекличка настраиваемых инструментов.

Понятно, к большому неудовольствию мамы ужин пришлось отложить.

Скрипки состязаются между собой. Время от времени звякнет гитара, словно покрикивая на них. Вот, кажется, наступил мир, но тотчас же вновь вспыхивает ссора. С каждым разом все громче. Наконец спелись. Смычки замерли на одной высоте в напряженном ожидании сигнала: раз, два, три — и:

сорвались скрипки мелкой трелью, даже щекотно,—

Это уже голос Костика. Музыка оторвала певца от стены, швырнула на середину гостиной и кружит, выворачивает во все стороны — куда руки, куда ноги…

выкамаривает Костик неутомимо и прислушивается, словно кто шепчет ему на ухо. Уловил! Услышал! Вспомнил! Он откидывает голову: ага, все понятно!

— Дарка Попович — в пляс! — подделывается он под речь деревенских парней.

Дарка съеживается, прячется за спину Софийки. Неужели Костик не пощадит ее даже в день ее праздника? Как же может она первой войти в такой широкий круг у всех на виду, ведь она совсем, ну совсем не умеет плясать. Так же можно сгореть со стыда!

Костик стоит перед ней, разгоряченный, красный, неумолимый:

— Дарочка, на первую коломыйку… очень прошу…

Говорит «прошу», но по нему видно — не согласится Дарка, он схватит ее за руку и силой вытащит на середину круга.

— Я? Первая? Ой, нет… нет… нет… — молит Дарка, чуть не плача. — Я не умею плясать…

— Она только говорит, что не умеет, — подзуживает сбоку Орыська.

Костик словно только и ждал этих слов. Схватил Дарку за руку, закружил вокруг себя, бросил музыкантам: «Играйте!» — и подтолкнул ее вперед, как заведенную.

Что было дальше, Дарка помнит смутно. Знает только, что ринулась вперед, растопырив руки, как бы ловя кого-то. Костик пятился от нее, а она догоняла его, выбрасывая ноги то вправо, то влево, всякий раз проделывая все более причудливые коленца. Она почти теряла сознание, разгоряченная, отчаянная. Рядом кто-то давился смехом. Орыська и Софийка делали ей непонятные знаки. Мама пробралась поближе и тоже старалась жестами обратить на что-то Даркино внимание, что-то объяснить, исправить, но музыка уже схватила Дарку в крепкие объятия и теперь не так скоро отпустит. Все — мама, Софийка, Орыська — лишь мелькают перед глазами, как телеграфные столбы за окнами вагона. Дарка, кажется, забыла, как ее зовут.

Внезапно музыка смолкает.

Мама уже рядом с дочкой.

— Побойся бога, Даруся, как ты плясала!.. В коломыйке парень идет впереди, а девушка за ним… Зачем же ты вышла, когда знаешь, что не умеешь?..

Мама недовольна ею. Мало того — ей стыдно за дочь. Мама, верно, уже раскаивается, что устроила вечеринку и разрешила дочери играть роль взрослой. Да что говорить, Дарка осрамилась перед всеми! Гости это понимают, но корректно, вежливо молчат. Только Орыська то ли сдуру, то ли по злобе говорит громко, так, чтобы слышали все:

— Разве ты не видела, что над тобой смеются? И выделывает, и выделывает кренделя ногами… Данко сжалился над тобой, остановил музыкантов… а то ты до сих пор отплясывала бы… Ха-ха-ха!..

На этом удовольствия для Дарки кончились. Все, что происходило после этой злополучной коломыйки, ее уже абсолютно не интересовало. Она глядела на все, словно читала неинтересную книгу, и думала о своем. Не обижало даже то, что сын директора все время увивался вокруг гостьи — Орыськи, хотя именинница она, Дарка. Когда Ляля (она и тут провозгласила себя главнокомандующим) захотела танцевать вальс, Данко попросил отца поиграть вместо него на скрипке, а сам галантно поклонился Орыське, и она поплыла с ним в вальсе, точно белая лебедка. Ну и пусть! Ну и пусть! Он прав! Орыська хоть знает, где у коломыйки «голова», а где «хвост».

Равнодушно глядит Дарка на то, как Данко настраивает гитару, подлаживаясь под Орыськин голос. Сейчас та запоет. В комнате наступает тишина, даже мужчины за ломберным столиком на минуту отрываются от карт, чтобы послушать, как поет Орыська.

Ну и пусть! Такова уж справедливость в мире — вдобавок к красоте природа наградила Орыську еще и голосом. Пусть поет, а эти бараны слушают ее, выпучив глаза, Дарке совершенно все равно!

— Дайте тон! — просит Орыська, будто она действительно так уж хорошо разбирается в музыке.

Данко вынул из кармана камертон:

— А… а… а!..

Орыська вытерла платочком руки, прижала их к груди, как настоящая певица, и чистым, глубоким голосом запела:

Что толку от слов мамы, будто Дарка здоровее, умнее, добрее Орыськи, когда у всех от восторга горят глаза при виде анемичной, злой, глупенькой Орыськи! А она пела:

и все верили, что Орыська, оставаясь одна, и впрямь поглощена серьезными размышлениями. На Дарку нашло такое отупение, что не было сил крикнуть: «Ведь это же все обман! Люди добрые, опомнитесь! Она и наполовину, на треть не чувствует того, о чем лгут ее голос и глаза. Кто-то бесстыдно обманул вас, когда сказал, что глаза — зеркало души. Не верьте этим глазам!»

Но о чем говорить, когда все потеряли голову, начиная с молодой певицы. Сын директора в телячьем восторге, не сводит с нее глаз. Пусть, пусть! Дарка хорошо знает, как ей поступить, — вот только досидит с ними вечеринку, а потом и на порог никого не пустит из этой «братии». Уж она постарается сдержать слово.

Целую неделю после этой вечеринки Дарка не выходила за ворота родного дома. И Орыська тоже не забегала к ней. Только передала подруге, что очень занята: «Ведь мы (то есть «братия») готовимся к концерту».

Дарка знает — все они собираются по вечерам на станции, встречают черновицкий поезд. Пусть так! Дарка и не подумает искать случая встретиться с ними. Сегодня, правда, она выйдет к поезду, но лишь для того, чтобы взять для папы газету прямо из почтового вагона. Дарка любит время от времени делать отцу такие сюрпризы.