Ирина Вильде - Совершеннолетние дети

По этому случаю в народе бытовала такая притча:

«Вспотел шляхтич, окучивая картошку, сбросил камизельку, положил ее на межу. А по дороге проходил посторонний человек, видит — окучивает крестьянин картошку — и здоровается с ним по обычаю:

— Бог помощь, Иван!

— Я тебе не Иван, а Ян!

— А откуда мне знать, что ты шляхтич? — спрашивает прохожий.

А Ян показывает тяпкой на камизельку, что лежит на меже:

— А там что лежит?»

Дарка, вспомнив этот анекдот, спросила Костика:

— А теперь вы тоже летом и зимой будете носить камизельку?

Бабушка фыркнула на Дарку:

— Постыдилась бы задавать такой вопрос! Дурак какой-то выдумал, а еще большие дураки повторяют… Пойдем, Славочка, отсюда…

Бабушка обиделась. Мама тотчас встала и вышла вслед за своей мамой. Наверно, будет ее там успокаивать. Да, в семье бабушка в таком же привилегированном положении, как и Славочка.

— Я не хотел бы, пане Попович, чтобы вы плохо думали обо мне. — Костику стало жарко, он сорвал шарф. Как и подозревала Дарка, он был в грязной рубашке и без галстука. — Я не думал жениться ни на шляхтянке, ни на фальчах [77] Земельная мера, около 1,5 кв. км (рум.). , это я вам честно говорю, но положение у меня просто безвыходное. До каких, ну, до каких пор можно обманывать людей и себя? Я уже пятый или шестой год числюсь студентом третьего курса юридического факультета, а на самом деле меня давно уже выгнали из университета за неуплату.

Я тянусь к интеллигенции, понимаете, пане Попович, а моя мама волочит на плечах колючие ветки акаций, чтобы сварить мне, вечному студенту, картошку в мундирах… Когда-то, в ваше время, студент в Черновицах еще мог продержаться частными уроками, а теперь? Теперь в городе таких голодранцев, как я, больше, чем собак… Я мог бы пойти к помещику в поле или на пивоварню брагу мешать, но я не могу, мне это не подходит, я как-никак студент, член известной вам полулегальной студенческой корпорации с гордым названием «Сечь». Своим поступком я нанес бы ущерб престижу корпорации, и меня вытурили бы оттуда, а это мой единственный пропуск в общество. Без корпорантской шапочки и стяжки [78] Лента — знак корпоранта. , хоть их теперь и запрещено носить, я в моем положении — нуль, пане Попович. Если б существовало такое математическое выражение, то я был бы нуль в квадрате. Бывший студент — это деклассированный элемент, которого все и всюду почитают за ничтожество. Но я разговорился!.. — И, только сейчас спохватившись, что он без галстука и в несвежей сорочке, Костик торопливо обмотал шею шарфом.

«Мне стало по-человечески жаль его. Я сказала себе: запоминай, Дарка, — чистая сорочка для мужчины, кроме гигиены, еще и значительный моральный фактор».

— И вот в пору таких раздумий и настроений, — продолжал гость, — является сваха от Елинских из Суховерхова: так, мол, и так, старики не имели бы ничего против выдать за меня свою Артемизию. И это меня так разозлило, так разозлило…

— А что же вас так разозлило, пане Костик? Я не вижу в этом ничего для вас оскорбительного… Как говорится, не хотите — как хотите…

— А то разозлило, пане Попович, что Елинские угодили именно в самый момент психической депрессии, знали, когда заслать ко мне сваху. Так это меня укололо, что я прогнал ее, да еще едва не стукнул на дорогу.

— Бить женщину?! И это говорит член студенческой корпорации?

— Я такой же корпорант, как и студент, а вы меня не можете понять потому, что вы даже мысленно никогда не были в моем положении. Вы простите, что я так…

— Ничего, ничего…

— Тогда и маме досталось от меня. Стал кричать на весь дом, что не собираюсь надевать на себя ярмо. Но моя мама, хоть и неграмотная крестьянка, оказалась умнее своего сына, вечного студента, и, провожая сваху до ворот, велела ей прийти еще раз. И что вы думаете, пане Попович? На третий раз я сказал: «Пусть будет так». Потому что подумал: чем продавать себя наемнику-оккупанту, уж лучше наняться к своим, к жениной родне…

— Я не знаю, что вам сказать… Это дело тонкое, — деликатно откликнулся на эту тираду папа.

Вошла мама. По ее сияющим глазам можно было догадаться, что она только что помирилась с бабушкой.

Присутствие мамы, как всегда, подняло настроение у папы, и он заговорил бодрее:

— Вы уже проучились два года в университете, можете хлопотать о какой-нибудь канцелярской службе. Ну, например, у какого-нибудь адвоката в Черновицах или еще где-либо…

— Адвокату сигуранца скажет то же самое, что сказала суховерховскому помещику…

— Простите, пане Костик, — вмешалась в разговор мама, — но ведь определенный процент не румын, да, да, определенный процент может держать каждый предприниматель.

— Конечно! А после двух лет обучения (а это же как-никак половина университетского курса!) можно устроиться в любом государственном учреждении…

Папин наивный оптимизм, очевидно, начинал действовать Костику на нервы, потому что он не дал отцу закончить мысль:

— Пане Попович, здесь, на Буковине, мне работы не дадут, а если б даже и дали, то потребовали бы, чтоб я работал еще на одной. Вы понимаете, о чем идет речь?.. То-то и оно! А я считаю, что унижаться, человек тоже может лишь до определенного предела. Не понимаю только, какого черта в гимназии нам вбивали в голову на примерах из античной истории и литературы, что честь превыше всего?

— Но это же так…

— О, это уже давно не так! Что вы хотите, если в наше время хлеба ради оправдывается любая подлость, любое страшное свинство. Когда-то, при Франце-Иосифе, — вы это время помните лучше меня, — предателю или доносчику в обществе руки не подавали, а сегодня? Сегодня стоит такому подлюге объяснить, что он совершил подлость ради куска хлеба, как общество уже не имеет к нему никаких претензий. Да подавись он таким хлебом! Ведь подобным способом можно оправдать любую уличную девку, любого жулика. Прошу прощения, Дарка. Можно закурить?

— Пожалуйста, пожалуйста!

— А кроме того, сигуранца не забудет мне того, что я в позапрошлом году, стуча кулаком по столу, добивался разрешения на постановку спектакля. Уж очень мне тогда хотелось сыграть с Лялей Данилюк… Еще и сегодня не могу вам объяснить, почему мне этого так хотелось. Но я тогда достаточно им наговорил! Запомнили они меня, не сомневайтесь!

— Ну, когда это было! Они давно уже забыли все!

— Забыли? — удивился Костик папиной наивности. — Нет, нет. В этом учреждении ничего не забывают. Человек, которого сигуранца хоть раз занесла в свою черную книгу, бессмертен. Где-где, а тут ему бессмертие гарантировано, пане Попович. Умирать могут люди, а не списки с их фамилиями. Вы что же, — не знаете, где мы живем?

Конечно, папа знает, где он живет, но все же положение Костика не столь безвыходно, как ему сейчас, в нервном возбуждении, кажется. Имея образование, он может получить должность в любом городе регата, потому что там повсюду (за исключением разве Бухареста или другого большого города) не хватает грамотных людей. В регате, возможно, с него и не потребуют выполнения других обязанностей.