Ирина Вильде - Совершеннолетние дети

Первый день занятий после рождественских каникул был как праздник. Девушки встречали одна другую восторженными криками, радовались каждой входящей в класс. Все привезли с собой вольный дух родного дома. Даже на самых бедных была чисто выстиранная форма. У каждой под партой лежало в бумаге что-то оставшееся от праздников. А сколько они привезли новостей! Ведь две недели время в гимназии стояло на месте.

Дарка рассказала подругам, что Орыська переезжает в Гицы. Никто не пожалел об этой потере. Маленькая Кентнер, у которой не было сдерживающих центров, крикнула:

— Хорошо, что она ушла от нас!

Ореховская, стоя спиной к классу и барабаня пальцами по оконной раме, сказала так, чтобы слышала только Дарка:

— Я не ошиблась, значит…

— Почему Подгорская ушла от нас? — вдруг страшно заинтересовалась Лидка.

Дарка сделала вид, что не расслышала этого вопроса. Стефы еще не было в классе, и Дарке вдруг стало очень одиноко.

Лидка обнимала Косован, они что-то рассказывали одна другой, смеялись и снова шептались.

Дарка вышла в коридор. Там и застал ее сторож.

— Вы не знаете, здесь ли уже Ореховская и Попович? Господин директор велел им сейчас же после звонка прийти к нему.

Попович — это она. Ореховская в классе. Хорошо, сразу же после звонка они пойдут к директору.

Дарка вбегает в класс, вне себя от страха, и, позабыв, что, может быть, об этом не надо говорить вслух, кричит:

— Наталка, тебя и меня вызывает директор!

Лидка смеется:

— Чего ты испугалась? Подожди, повысит вам плату за учение, как мне и Равлюк! Нас тоже вызывал к себе директор. Конечно! Почему мы должны платить больше, чем вы? Ну и трусиха же ты!

Лидка говорит так убедительно, что можно ей поверить. Но почему Дарку и Наталку вызывают вместе?

Дарка ищет спасения у самой Ореховской. Наталка старается держаться спокойно, но подруга замечает, как сбегает краска с ее лица.

В класс входит сторож.

— Первая пойдет Попович!

— Доленька, не покидай меня! — Дарка вздохнула и тайком в уголке перекрестилась.

— Что вам угодно?

Неужели директор забыл, что сам вызывал ее?

— Я Попович. Господин директор велели…

Директор поморщился, словно кто-то капнул ему уксуса на язык.

— Ага, Попович. Ну хорошо. Господин учитель! — Директор повернул свою толстую, как у буйвола, шею и бросил взгляд на дверь в другую комнату. Мигалаке словно только и ждал вызова, чтобы проскользнуть в дверь, как из-за кулис. — Вот здесь ваша ученица, — сказал директор по-румынски, затем обратился к Дарке по-украински: — Вы знаете, Попович, что у вас двойка по румынскому языку и «плохо» по поведению за непочтительность?

— Да, — ответила Дарка. Изворачиваться не приходилось.

— А ваши родители уже знают об этом? — Директор поднял одну бровь высоко, а другую опустил низко, так, что они напоминали колодезный журавель.

— Да, да, — вмешался своим пискливым голосочком Мигалаке, — знают ли родители, как ученица ведет себя по отношению к старшим?

— Да, дома знают о моей двойке, — уверенно ответила Дарка, нисколько не задумываясь над тем, что говорит неправду. Где-то в самой глубине сознания мелькнуло, что так она защищает не только себя, но и родителей.

Директор вытянул шею. Так кот тянется к куску сала, подвешенному на шнурке.

— И как же они отнеслись к этому?

— Как папа и мама отнеслись к этому? — заговорил Мигалаке по-украински. Казалось, он каждую твердую согласную будто подпиливает напильником. — Говорили, что ты хорошо поступаешь? Велели не учить румынский язык и не слушать учителей? А может быть, радовались, что ты такая большая патриотка — имеешь двойку по румынскому языку?

У директора запершило в горле, он закашлялся, и Мигалаке замолчал, словно испугался, что директор захлебнется.

— Господин учитель шутит… Я не думаю, что бывают родители, которые хвалят дочь за плохую отметку. Кто ваш отец, Попович?

— Учитель. — Дарку удивил этот вопрос: директор знал то, о чем спрашивал.

— А мама тоже учительница?

— Да, но мама не преподает.

— Вот вам, — искренне сетовал директор. — Народный учитель с маленькой зарплатой тянется изо всех сил, чтобы держать дочку в гимназии, а эта дочка в благодарность за все труды одаривает родителей двойкой. Есть чему порадоваться! Но самое печальное то, что вы, наверно, не рассказали родителям, что сами хотели получить такую отметку. Я лично пересмотрел ваши контрольные работы по румынскому языку. Там есть, правда, одно «неудовлетворительно», однако можно было устно хорошо ответить и заработать «посредственно». Но если ученица дерзко заявляет перед всем классом, что по румынскому может иметь двойку, то здесь уже и сам господь бог не поможет. И меня интересует еще одно: я посмотрел ваши оценки по другим предметам и вижу: вы, Попович, умная, способная девочка. Любопытно, кто внушил вам, что румынский язык не нужен, что по нему можно иметь даже двойку? Вы ведь сами понимаете, что мы живем в Румынии, что мы королевские подданные и румынский язык должен быть самым важным предметом в наших школах. Итак, кто натолкнул вас на этот ложный взгляд? Прошу не бояться… Я не сделаю из этого никаких выводов. Я только хочу знать, кто этот умник.

Дарка в каком-то хаосе чувств.

«При чем здесь румынский язык? — думает она. — Если бы нас учил Локуица, я бы наверняка любила этот язык… Почему он не говорит директору, что заставляет нас шпарить наизусть целые поэмы этого Тудоряну?»

— Ученица не может сразу вспомнить. Это ничего.

Директор оглядывается на Мигалаке, тот сразу понимает, что он здесь лишний, и снова прячется в смежной комнате. Еще и дверь закрывает за собой.

— Садитесь, пожалуйста! — говорит директор так учтиво, что Дарка сразу понимает: бедный директор! Он тоже при этом Мигалаке боится заговорить со своей ученицей чуть теплее. — Прошу садиться, — повторяет он.

Даже как-то неловко садиться перед ним, как перед равным.

Теперь директор забывает, что Дарка только ученица, к тому же еще и провинившаяся, а он директор. Он только помнит, что они оба украинцы и разговаривают без свидетелей. С этого он и начинает.

— А что вам обещали родители за хороший табель? — отечески спрашивает он.

Мягким, ласковым тоном этот добрый человек раскрывает перед Даркой всю глубину ее вины перед родителями. Как она осмелилась принять подарки за хороший табель, если знала, что у нее будет двойка?

Ее напряженные нервы больше не выдерживают, она счастлива, что нашла человека, которому можно доверить свою сердечную боль, и Дарка, плача, признается полушепотом:

— Господин директор! Папа не знает, что у меня двойка… Они мне столько подарков накупили, что я не могла причинить им такую боль и признаться… К тому же, господин директор, я и в самом деле не виновата, что у меня двойка…