Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

- Так пан Сольский даст ей взаймы десять тысяч, - перебила Мадзя старика.

- Да, да! Это можно сделать в любую минуту, сегодня, завтра. Но пан Сольский, вернее доверенное лицо, которое будет договариваться с пани Ляттер, поставит свои условия.

- Боже, боже! Почему я не пришла к вам неделю назад! - всплеснув руками, воскликнула Мадзя.

- Простите, сударыня, - возразил он, - но, по-моему, это безразлично. Зло не в отсутствии денег, а в характере пани Ляттер, которая, будем говорить прямо, немножечко чересчур энергична и любит идти напролом. А так нельзя. Человек должен признавать законы природы и права других людей, иначе он рано или поздно потерпит крушение.

- Стало быть, женщины, по-вашему, не должны быть энергичными? - робко спросила Мадзя.

- Вот что я вам скажу, сударыня: мы должны быть людьми с умом, сердцем, энергией, но не без меры, не чересчур. Одно дело уступать всем и вся, другое дело - навязывать всем свою личность. Одно дело, страдать расхлябанностью и податливостью, другое дело - не признавать никаких законов вне своих интересов или прихотей.

Мадзе неприятно было слышать о пани Ляттер такие слова, она верила Дембицкому, а главное, чувствовала, что он дал суровую, но верную характеристику начальницы. В каждом ее слове, движении, повадке, даже когда она была в самом лучшем настроении духа, звучало: "Я здесь одна, я так хочу..."

Однако, будь у нее другой характер, она, может, не стала бы руководительницей сотен людей.

- Итак, сударь, эти десять тысяч... - начала Мадзя.

- Ну, так уж сразу и десять! - улыбнулся Дембицкий. - Сперва посмотрим, сколько надо. Жаль, что я узнал так поздно, но мы ничего не потеряли. После возвращения пани Ляттер к ней явится с предложениями доверенное лицо, и все обойдется.

Осчастливленная Мадзя простилась с Дембицким. Как она гордилась тем, что благодаря ей, благодаря такой ничтожной пылинке, как она, кончатся беды пани Ляттер, а та и не догадается, кто оказал ей такую услугу. Как она жалела, как горько упрекала себя за то, что не пошла к Дембицкому раньше.

- И то, признаться, верно, - говорила она себе, - что, останься Дембицкий в пансионе, не было бы таких хлопот.

И в эту минуту страх ее обнял: она поняла, что такое логика фактов. Да, ничто не пропадает в этом мире, и мелкие, даже забытые ошибки со временем дают себя знать и накладывают на жизнь тяжелый отпечаток.

Вернувшись в пансион, Мадзя вбежала в темный дортуар за свою синюю ширмочку и, опустившись на колени, хотела помолиться богу и возблагодарить его за то, что он избрал ее орудием своего милосердия к пани Ляттер. Но, взволнованная до глубины души, она не могла найти слов благодарности и только била себя в грудь, шепча: "Боже, будь милостив ко мне, грешной!"

Недолго длился этот молитвенный экстаз. Дверь внезапно приотворилась, в темный дортуар упал луч света, и на фоне светлой полосы показались чьи-то головы и головки. Послышались голоса:

- Принеси лампу.

- Еще рассердится...

- Панна Магдалена, вы здесь?

Мадзя вышла из-за ширмы; когда она подошла поближе и ее заметили, толпа, стоявшая в коридоре, бросилась к лестнице.

- Ну и трус же вы, Станислав! - раздался голос панны Марты. - И мужчина как будто, а первый убегаете...

- В чем дело? - смущенно спросила Мадзя, останавливаясь на пороге дортуара.

Тут все снова подбежали к двери дортуара, и Мадзю в одну минуту окружила толпа пансионерок, классных дам и слуг; глядя на нее испуганными глазами, они все что-то кричали ей, но она ничего не понимала.

- Где пани начальница? - спросила одна из пансионерок.

- Нам причитается жалованье, - перебила ее горничная.

- Что я завтра дам девочкам есть? - крикнула хозяйка.

- Здесь уже были управляющий домом и частный пристав, - прибавил Станислав.

У Мадзи подкосились ноги.

"Уж не подозревают ли они меня в чем-нибудь?" - в ужасе подумала она.

По счастью, из другого конца коридора прибежала панна Говард в белом пеньюаре, с распущенными белесыми волосами; растолкав собравшихся, она схватила Мадзю за руку.

- Идем ко мне, панна Магдалена, - сказала она. - А вы, - строго прибавила она, - по местам! Я замещаю пани начальницу и, если понадобится, дам объяснения.

В комнате панны Клары Мадзя упала на стул и закрыла глаза. Ей казалось, что стены прогибаются и пол ходуном ходит у нее под ногами.

- Что с этой несчастной? Где она? - понизив голос, спросила панна Говард.

- Пани Ляттер уехала...

- Вы мне этого не говорите, панна Магдалена.

- Она в самом деле уехала.

- Куда?

- Да разве я знаю? Наверно, в Ченстохов, но она дня через два вернется.

Панна Говард смутилась.

- Не может быть, она в Варшаве. Но я знаю, почему она покинула пансион, и я одна могу уговорить ее вернуться...

- Вы? - спросила Мадзя.

Панна Говард остановилась посредине комнаты в драматической позе.

- Послушайте, панна Магдалена, - сказала она более глубоким, чем обыкновенно, контральто, поднимая глаза до самой фрамуги. - Когда сегодня эти девчонки взбунтовались и не пожелали есть картофельный суп, я пошла к пани Ляттер и хотела вывести ее из состояния апатии. Она была раздражена, мы поссорились, и я сказала ей, что ухожу из пансиона и не вернусь, пока она будет здесь оставаться. Теперь вам все понятно? Перед пани Ляттер стояла альтернатива: либо извиниться передо мной, либо уйти из пансиона. Она и выбрала второе, безумная, но гордая женщина...

Мадзя вытаращила глаза и разинула рот. Панна Говард стала расхаживать по своей тесной комнате.

- Вы догадываетесь, - продолжала она, - что, одержав такую победу, я не буду жестокой. Я не хочу, чтобы передо мной унижалась независимая женщина, которая, несмотря на все свои ошибки, на целую голову выше обычного уровня. Так вот я не спрашиваю, где она сейчас скрывается, но прошу вас, когда вы с нею увидитесь, скажите ей следующее: "Панна Говард остается в пансионе, панна Говард все предала забвению. Она полагает, что мы обе занимаем слишком значительное положение, чтобы, сражаясь друг с другом, давать повод для торжества предрассудков!" Вот что вы ей скажете, панна Магдалена, закончила панна Говард. - А когда она вернется в пансион, я сама выйду навстречу ей и молча первая подам ей руку. В человеческой жизни, панна Магдалена, бывают такие минуты, когда молчание равносильно самой возвышенной речи.

В эту минуту, желая подкрепить теорию практикой, панна Говард вплотную подошла к Мадзе, крепко пожала ей руку и застыла в молчании. Но помолчала она не долее двух-трех секунд. Тут же она стала рассказывать Мадзе, что судомойка видела в окно, как пани Ляттер уходила из дому, что какой-то посыльный узнал пани Ляттер, когда она с саквояжем ехала в сопровождении какой-то дамы на извозчике, из чего хозяйка, панна Марта, тотчас заключила, что начальница сбежала, а в результате, спустя четверть часа после ухода пани Ляттер из пансиона, весь дом и два соседних узнали, что это она спаслась бегством от кредиторов.