Болеслав Прус - Кукла

Венгелек побежал вниз. Панна Изабелла взглянула на Вокульского. Она была бледна и взволнованна.

- Что это за стихи? - спросила она, протягивая руку.

Вокульский подал ей листок, она вполголоса прочитала:

Все в тот же час, на том же самом месте,

Где мы в одной мечте стремились слиться.

Везде, всегда с тобой я буду вместе,

Ведь там оставил я души частицу.{158}

Последние слова она произнесла шепотом. Губы у нее дрожали, глаза наполнились слезами. Она смяла листок, потом медленно отвернула голову, и листок упал на землю.

Вокульский опустился на колени, чтобы поднять бумажку. При этом он коснулся платья панны Изабеллы и, уже не помня себя, схватил ее за руку...

- Проснешься ли ты, королевна моя? - сказал он.

- Не знаю... может быть... - ответила она.

- Ау! Ау! - закричал снизу Старский. - Идите же, господа, обед стынет...

Панна Изабелла отерла глаза и поспешила покинуть развалины. Вслед за нею двинулся Вокульский.

- Что это вы так долго там делали? - с усмешкой спросил Старский, протягивая ей руку, на которую она поспешно оперлась.

- Мы слушали необыкновенную историю, - отвечала она. - Признаться, я не думала, что в наших краях могут существовать такие легенды, что простые люди умеют так занимательно рассказывать... Что ж вы, кузен, предложите нам на обед? Ах, этот юноша неподражаем! Попросите, чтобы он повторил вам свой рассказ...

Вокульского уже не раздражало, что панна Изабелла идет под руку со Старским, что она кокетливо глядит на него. Ее давешнее волнение и одно ничего не значащее словечко развеяли все его опасения. Он погрузился в спокойное раздумье, которое овладело им настолько, что не только Старский, но и вся компания как бы исчезла у него из глаз.

Он помнил, как поднялся на гору, в дубовую рощу, с каким удовольствием утолял голод, помнил, что был весел, разговорчив и даже ухаживал за панной Фелицией... Но что ему говорили, что он сам отвечал - этого он не сознавал...

Солнце клонилось к западу, небо заволокли тучи. Приказав прислуге убрать посуду, корзины и ковер, Старский предложил дамам возвращаться домой.

Все уселись в коляску в том же порядке, что и прежде. Барон, укутав шалью свою невесту, с улыбкой шепнул на ухо Вокульскому:

- Ну, дорогой, если вы еще один день будете в таком настроении, как сегодня, то вскружите головы всем нашим дамам.

- Вот как! - пожал плечами Вокульский.

Он сел с краю, против панны Фелиции, Охоцкий взобрался на козлы рядом с кучером, и лошади тронулись.

Небо нахмурилось, мрак быстро сгущался. Несмотря на это, в коляске было весело; Вонсовская опять повздорила с Охоцким, который, забыв о своих воздушных шарах, перекинул ноги через спинку козел и повернулся лицом к компании. Ему вздумалось закурить папиросу; неожиданно он чиркнул спичкой и осветил сидевшего против него Старского.

Вокульский отшатнулся: перед глазами его мелькнуло нечто такое...

"Бред! - подумал он. - Я выпил лишнее..."

У Вонсовской вырвался короткий смешок, но тут же она овладела собой и быстро заговорила:

- Что за неприличная манера сидеть, пан Охоцкий! Фи, завтра вам придется просить прощения... Ах, негодник, да он скоро положит ноги кому-нибудь на колени! Повернитесь назад сию же минуту, не то велю кучеру высадить вас...

У Вокульского на лбу выступил холодный пот, но он твердил себе: "Привиделось мне... привиделось! Какой вздор!.." Призвав на помощь всю силу воли, он отогнал назойливое видение. Вскоре он снова пришел в хорошее настроение и принялся весело болтать с Вонсовской.

А когда они вернулись в Заславек, уже поздним вечером, Вокульский заснул как убитый и даже видел какие-то смешные сны.

На другое утро он, по обыкновению, вышел погулять до завтрака; первой ему попалась навстречу горничная панны Изабеллы: она несла ворох платьев, а за нею дворовый мальчишка тащил баул.

"Что бы это значило? - подумал Вокульский. - Сегодня воскресенье, вряд ли она уедет... Нет, не может она уехать сегодня... Или она сама, или председательша, наверно, упомянули бы об этом вчера..."

Он направился к пруду, обошел весь парк, надеясь рассеять по пути дурные предчуствия. Тщетно. Мысль об отъезде панны Изабеллы неотвязно следовала за ним. Он упорно заглушал ее, но добился лишь того, что она уже не рисовалась ему с прежней отчетливостью, а тихо скреблась где-то на самом дне его сердца.

За завтраком ему казалось, что председательша поздоровалась с ним особенно сердечно, что все держатся серьезней, чем обычно, и что панна Фелиция смотрит на него пристально и как будто с укором. После завтрака ему снова почудилось, будто председательша сделала какой-то знак Вонсовской.

"Несомненно, я болен", - подумал он.

Но он сразу выздоровел, как только панна Изабелла заявила, что собирается прогуляться по парку.

- Кто хочет идти со мной? - спросила она.

Вокульский сорвался с места, остальные продолжали сидеть. И вот он снова был в саду наедине с панной Изабеллой, и снова полон умиротворения, которое всегда испытывал в ее присутствии.

В середине аллеи панна Изабелла заговорила:

- Жаль мне расставаться с Заславеком... "Жаль?" - подумал Вокульский, а она быстро продолжала:

- Пора уезжать. Тетя еще в среду писала, чтобы я возвращалась, но председательша скрыла от меня письмо и задержала меня. Только вчера, когда прислали нарочного...

- Вы завтра уезжаете?

- Сегодня, после второго завтрака... - ответила она, опустив голову.

- Сегодня? - повторил он.

Они шли по дорожке, ведущей во двор; во дворе, за оградой, виднелся экипаж - тот самый, в котором приехала панна Изабелла. Кучер уже запрягал лошадей. Но сейчас ни само известие, ни даже приготовления к отъезду не произвели на Вокульского никакого впечатления.

"Ну что же, - подумал он, - люди приезжают, потом уезжают... Совершенно естественно!"

Его самого удивляло это спокойствие.

Они прошли еще шагов двадцать под низко нависшими ветвями, и тут его охватило страшное отчаяние. Он почуствовал, что, если сейчас подадут экипаж панны Изабеллы, он бросится под копыта лошадей и не даст ей уехать. Пусть растопчут его, пусть раз и навсегда кончатся его муки!

И вслед за тем новый прилив спокойствия, и опять он удивлялся, как могут приходить в голову такие шальные мысли! Ведь панна Изабелла вольна ехать, куда и когда ей вздумается и с кем ей угодно...

- Вы еще долго пробудете в деревне? - спросил он.

- Самое большее месяц.

- Месяц! - повторил он. - Можно ли мне по крайней мере навестить вас по вашем возвращении?

- Конечно, милости просим... Мой отец - ваш большой друг.

- А вы?

Она вспыхнула и промолчала.

- Вы не отвечаете... Вы даже не догадываетесь, как дорого мне каждое ваше слово, а мне так мало привелось их слышать... И вот сегодня вы уезжаете, не оставляя мне хотя бы тени надежды...