Болеслав Прус - Кукла

- Милая Казя, - сказала она, - я знаю, к чему ты клонишь. Так вот, заявляю тебе раз и навсегда, что я не собираюсь ради Вокульского отказываться от своих симпатий и вкусов. Супружество - не тюрьма, а я меньше, чем кто-либо, гожусь для роли затворницы.

- Ты права, но все-таки хорошо ли ради каприза оскорблять такое чуство?

Панна Изабелла смутилась.

- Что же мне, по-твоему, делать?

- Это уж твое дело. Ты с ним еще не связана...

- Ах, вот что... теперь понимаю... - усмехнулась панна Изабелла.

Мальборг и Нивинский, стоявшие у окна, наблюдали за обеими дамами в лорнет.

- Красивые женщины! - вздохнул Мальборг.

- И каждая в своем роде, - прибавил Нивинский.

- А какую бы ты выбрал?

- Обеих.

- А я Беллочку, а потом... Вонсовскую.

- Как они жмутся друг к дружке, как улыбаются... Все затем, чтобы дразнить нас. Женщины на этот счет ловкие!

- А на самом деле могут ненавидеть одна другую.

- Ну, во всяком случае, не в эту минуту, - закончил Нивинский.

К прохаживавшимся дамам подошел Охоцкий.

- А вы, кузен, тоже в заговоре против меня? - спросила панна Изабелла.

- В заговоре? Никогда! С вами, сударыня, я могу воевать только в открытую.

- "Сударыня"? "Воевать в открытую"!.. Что это значит? Ведь войны ведутся с целью заключить выгодный мир!

- Я держусь иной системы.

- Правда? - усмехнулась панна Изабелла. - Так бьюсь об заклад, что вы сложите оружие, кузен: я считаю, что война уже объявлена.

- Вы ее проиграете, кузина, и даже там, где рассчитываете на полную победу, - торжественно ответил Охоцкий.

Панна Изабелла нахмурилась.

- Едем домой, Белла, - шепнула ей в эту минуту проходившая мимо графиня.

- Что же, обещал Молинари?.. - так же тихо спросила панна Изабелла.

- Я и не подумала его звать, - надменно отвечала графиня.

- Почему, тетя?..

- Он произвел неблагоприятное впечатление.

Если бы панне Изабелле сообщили, что Вокульский погиб из-за Молинари, великий скрипач нисколько бы не упал в ее глазах. Но известие о том, что он произвел дурное впечатление, неприятно поразило ее.

Она простилась с музыкантом холодно, почти высокомерно.

Несмотря на то, что знакомство ее с Молинари продолжалось лишь несколько часов, он живо ее заинтересовал.

Вернувшись поздно вечером домой, она взглянула на своего Аполлона, и ей показалось, что в чертах и осанке мраморного бога есть что-то общее с музыкантом. Она покраснела, вспомнив, как часто статуэтка меняла обличье; одно время она даже была похожа на Вокульского. Вскоре, однако, панна Изабелла успокоилась, решив, что сегодняшняя перемена - уже последняя, что все предыдущие увлечения были ошибкой и что если Апполон и мог кого-нибудь олицетворять, то лишь одного Молинари.

Ей не спалось, в сердце боролись самые противоречивые чуства: гнев, боязнь, любопытство и какая-то истома. Минутами она даже изумлялась, вспоминая, как дерзко вел себя скрипач. С первых слов он заявил, что она самая красивая из всех виденных им женщин; идя с нею к столу, он страстно прижал к себе ее локоть и признался ей в любви. А за ужином, невзирая на присутствие Шастальского и панны Жежуховской, он так настойчиво искал под столом ее руку. И... что ж ей оставалось делать!

Таких бурных чуств она еще никогда не встречала. По-видимому, он действительно влюбился в нее с первого взгляда, влюбился безумно, смертельно. Разве не шепнул он ей на ухо (это даже заставило ее встать из-за стола), что, не задумываясь, пожертвовал бы жизнью ради того, чтобы провести с нею несколько дней. "И как же он рисковал, говоря подобные слова!" подумала панна Изабелла. Ей не приходило в голову, что он рисковал самое большее тем, что будет вынужден удалиться до конца ужина.

"Какое чуство! Какая страсть!.." - мысленно повторяла она.

Два дня панна Изабелла не выходила из дому и никого не принимала. На третий день ей стало казаться, что Аполлон хоть и похож на Молинари, но иногда напоминает Старского. В тот же день после обеда она приняла явившихся с визитом Рыдзевского и Печарковского, которые сообщили ей, что Молинари уже уезжает, что он восстановил против себя все высшее общество и что его альбом с рецензиями - надувательство, ибо там не помещены неблагоприятные отзывы. В заключение молодые люди заявили, что только в Варшаве столь посредственного скрипача и вульгарного человека могли встретить такими овациями.

Панна Изабелла была возмущена и не преминула напомнить пану Печарковскому, что не кто иной, как он, расхваливал итальянского виртуоза. Печарковский изобразил удивление и, призвав в свидетели присутствующего тут же пана Рыдзевского и отсутствующего Шастальского, заявил, что Молинари с первой же минуты не внушал ему доверия.

Следующие два дня панна Изабелла была убеждена, что великий скрипач оказался жертвою зависти. Она твердила себе, что только он заслуживает ее сочуствия и что она никогда, никогда его не забудет.

Тем временем Шастальский прислал ей букет фиалок, и панна Изабелла не без угрызений совести заметила, что Аполлон начинает походить на Шастальского, а образ Молинари быстро тускнеет в ее памяти.

Прошла почти неделя после концерта. Панна Изабелла, не зажигая лампы, сидела в своей комнате; вдруг перед глазами ее встало давно забытое видение. Ей почудилось, будто она с отцом съезжает в карете с какой-то горы в долину, окутанную клубами дыма и пара. Из густых клубов высовывается огромная рука и хватает карту, пан Томаш с тревожным любопытством смотрит на эту руку. "С кем отец играет?.." - подумала она. В этот миг подул ветер, туман рассеялся, и показалось лицо Вокульского, тоже огромных размеров. "Год назад у меня было такое же видение, - подумала панна Изабелла. - Что это значит?"

И тогда только вспомнила, что Вокульский уже неделю у них не был.

От Жежуховских Вокульский вернулся домой в необычном настроении. Приступ неистовства прошел, сменившись безразличием. Всю ночь Вокульский не спал, но бессонница не раздражала его. Он спокойно лежал, ни о чем не думая, и лишь с любопытством прислушивался к бою часов. Час... два... три...

На следующий день он встал поздно и долго сидел за чаем, опять прислушиваясь к бою часов. Одиннадцать... двенадцать... час... Как это скучно!

Ему захотелось почитать, но лень было идти в библиотеку за книгой; он растянулся на кушетке и принялся размышлять о теории Дарвина.

"Что такое естественный отбор? Это следствие борьбы за существование, в которой погибают особи, не обладающие определенными свойствами, и побеждают более жизнеспособные. Какое же свойство самое важное: половое влечение? Нет, отвращение к смерти. Особи, лишенные чувства отвращения к смерти, должны погибнуть в первую очередь. Если бы человека не страшила смерть, это умнейшее животное не стало бы влачить оковы жизни. В староиндийской поэзии сохранились следы существования древней расы, которая испытывала меньшее отвращение к смерти, чем мы. Ну, и раса эта вымерла, а потомки ее стали или рабами, или аскетами.