Леонид Иванов - Глубокая борозда

Вечером я побеседовал с авторами письма в редакцию, и все они в один голос заявили, что Соколова силой заставили уйти и что Обухов невзлюбил его за то, что он сильно критиковал Обухова за неправильное руководство.

Сам же Соколов говорил уклончиво:

— Колхозники просьбу мою уважили…

Я попытался вызвать его на откровенность, сообщил о разговоре с Обуховым.

— Если уж Михаил Николаевич так рассуждает, то вот вам, понимаешь, все как было, — заговорил Иван Иванович. — После уборки я маленько прихворнул. Наш районный доктор, Виктор Петрович, говорит: надо подремонтироваться. Советует в Кисловодск, сердчишко подлечить. И так он строго про мое сердце сказал, что, понимаешь, я маленько испугался. Ведь за всю жизнь отпусков мы не пользовали, не было такого заведения для председателя колхоза, да и здоровье ничего — не пошаливало. А тут… Я первым делом к Михаилу Николаевичу: прошу помочь путевку купить. Мне доктор посоветовал через райком это делать. По правде сказать, Михаил Николаевич внимательно отнесся: попросил написать заявление, обязательно сказать, что с сердцем плохо, потом, понимаешь, приложить справку врача. А после совещания в области…

Соколов добавил еще одну немаловажную деталь: на партийном собрании в колхозе Обухов потребовал от него, чтобы он написал уже официальное заявление об освобождении.

Как же быть с письмом колхозников? Ведь формально все правильно: Соколов собственноручно написал заявление об освобождении, и собрание удовлетворило его просьбу. Ненормально лишь то, что в колхозе нет законного председателя.

В Дронкино я вернулся вместе с делегатами на районную партийную конференцию. Среди делегатов был и Соколов. Представителем обкома на конференцию приехал завотделом Конусов. Я переговорил с ним о письме колхозников, и Конусов посоветовал обождать. Он обещал сразу после конференции заняться этим делом, выехать в колхоз «Сибиряк». И я остался ждать.

С отчетным докладом выступил Обухов. Он умело построил его, сделав упор на дела, принесшие славу району: хлебозаготовки за два года выполнены, денежные доходы колхозов удвоились, подбор председателей закончен: все, кроме одного, — со специальным образованием. Вообще успехи хотя и не особенно крупные, но в сравнении с ближайшими соседними районами были. Это радовало всех. Делегаты тоже говорили об успехах, и было ясно, что работа райкома будет признана удовлетворительной. Это понимал и Обухов. Он был весел, шутил в перерывах с делегатами. Но вот в выступлении Григорьева — председателя колхоза «Труд» — проскользнул упрек райкому за то, что лучшего председателя колхоза Соколова сняли с работы и привлекли к ответственности за порчу кучки зерна, забытого комбайнером на стерне.

— Этот пример говорит о том, что райком и его первый секретарь товарищ Обухов легковесно относятся к кадрам председателей, не берегут их, — говорил Григорьев.

После этого в выступлениях еще нескольких делегатов проскользнули упреки в адрес Обухова, пренебрегающего принципами коллективного руководства. Секретарь партийной организации колхоза рассказал довольно неприятную для Обухова историю: коммунисты колхоза дважды выносили решение об исключении из партии председателя артели — за бытовое разложение, за разбазаривание колхозного добра. Но Обухов почему-то взял под свою защиту этого пьяницу, подхалима. И лишь когда в дело вмешался областной прокурор, растратчика наказали.

Но эти критические замечания, казалось, не особенно волновали конференцию. Делегаты больше говорили о будущем района, о ближайших задачах.

Последним в прениях выступил Соколов. Он заметно волновался. Только теперь я заметил, что у него подергивается правая бровь.

Соколов начал с упреков:

— Слушал я, товарищи, доклад и думал: неужто так много мы сделали, что победами упиваемся? А сделали-то очень мало. Пусть, может, и получше соседей, но так мало, что нам самих себя ругать надо. Михаил Николаевич цифры приводил за последние два года. Это потому, понимаешь, что сам Михаил Николаевич в нашем районе два года. Он как бы за свою работу отчитывался. А ведь мы-то все, вся партийная организация, не можем вести счет с того года, когда новый секретарь придет? Не можем! Вся страна, смотрите, как далеко шагнула, а наш Дронкинский район собрал по семь центнеров пшеницы с гектара и шумит на всю область: победа! Пока, понимаешь, не победа, а поражение. Если в будущем году мы соберем по семь с половиной, Михаил Николаевич тогда «ура» закричит. Как будто у нас в районе нет еще колхозов, которые на круг по три центнера с гектара собрали! Есть и такие! А мы шумим: «Ура!» И вот я, как делегат конференции и как проживший здесь пятьдесят годов, начинаю сомневаться: под силу ли Михаилу Николаевичу вести за собой такую большую партийную организацию в таком ответственном районе? Если он доволен тремя центнерами урожая, то вожак с такими запросами нам не подойдет. Аппетит мал! Задачи-то ведь знаете какие большие поставлены? И вот, товарищи, заканчивая свое выступление, я хотел бы сказать так: руководить нашим районом, большим и сложным, должны бы, понимаешь, люди серьезные. А у нас такие есть. Возьмите товарища Павлова. Он сам прошел школу колхозной жизни, во всех вопросах с душой разбирается, его в районе сильно уважают. Мне думается, что во главе нашей организации и надо поставить товарища Павлова.

Взрыв аплодисментов.

Обухов испуганно — именно таким показалось мне его лицо — глядел на рукоплещущий зал. Но едва ли и Обухов мог догадаться о последующих событиях. При выдвижении кандидатов в члены райкома Обухова оставили в списках для тайного голосования, но за него проголосовали только девять человек. И он не вошел в новый состав райкома.

В тот же день на состоявшемся пленуме первым секретарем райкома был избран предрика Андрей Михайлович Павлов.

А на следующий день мы с Конусовым выехали в колхоз.

Конусов говорил, что за двадцать лет работы ему не часто приходилось сталкиваться с такими фактами: работа райкома признана удовлетворительной, а за первого секретаря — девять голосов!

— Времена меняются! — заключил Конусов.

Именно эти слова Конусова мне вспомнились на отчетно-выборном собрании в колхозе «Сибиряк».

С отчетом выступил Дмитриев — молодой, лет двадцати семи, с пышными светлыми волосами.

Хозяйственный год колхоз завершил неплохо: свыше трех миллионов рублей дохода, два с половиной килограмма зерна и по восемь рублей деньгами на трудодень.

Однако все это колхозники уже знали, и поэтому доклад слушали без особого внимания, переговаривались о чем-то друг с другом. Но зато, когда Дмитриев начал говорить о планах нового года и о мерах по улучшению дела с оплатой труда колхозников, все вдруг оживились: это было уже интересно.