Леонид Иванов - Глубокая борозда

Над полем непрерывный грохот. То и дело раздавались тревожные сигналы сирен: это комбайнеры предупреждали, что через пять минут нужен транспорт для выгрузки зерна. И по этому тревожному зову тотчас откуда-то появлялась машина, мчалась к комбайну.

А вот еще сигнал, но он совсем не похож на предыдущие: эта сирена ревела с перерывами, словно на пожаре.

Этот особый сигнал поняли те, кому он адресовался. На краю поля, неподалеку от походных кухонь, у которых возились поварихи, стояла летучка. Вот она-то и сорвалась с места. Строго говоря, это и есть пожарная машина во время страды.

Стоявший посредине поля Несгибаемый, глянув на Павлова, улыбнулся лишь уголками губ: вот, мол, видите, товарищ секретарь, индустриальные методы уборки урожая!

Павлов видел, конечно, групповую уборку. Но обычно в группе было три-четыре комбайна. А тут двенадцать! Ударный механизированный отряд: своя походная ремонтная мастерская, свои походные кухни, постоянно закрепленные грузовики. А позади походных кухонь стояли два вагона-общежития.

Несгибаемый зашагал по стерне к комбайну. Туда же мчался на мотоцикле механик отделения. Он оказался возле комбайна одновременно с летучкой. А когда Павлов и Несгибаемый подошли к комбайну, все было уже исправлено: поломка оказалась незначительной — порвалась цепь, а в летучке имелась резервная.

Комбайн двинулся, умчалась на свое место и летучка. Механику, собравшемуся в ремонтную мастерскую, Несгибаемый наказал:

— Скажи заместителю, чтобы в этот отряд еще два грузовика подбросил. — Тут же пояснил Павлову: — Нормы-то ребята перевыполняют, да и намолот повыше видового выходит…

Павлов долго еще любовался картиной битвы за хлеб. И сколько воспоминаний нахлынуло! Он хорошо помнит и лобогрейки, и литовки с грабцами, которыми убирали хлеба. А возня с обмолотом снопов! Зимы иной раз не хватало, чтобы обмолотить урожай.

— Сколько за день этот отряд дает? — спросил он.

— Вчера обмолотили двести семьдесят гектаров, а зерна — что-то около четырехсот тонн…

— Ночуют люди на поле?

— Не всегда. Чаще уезжают по домам — тут четыре километра, а машин полно.

Восемь отделений в Березовском совхозе — и восемь отрядов, по двенадцати-четырнадцати комбайнов в каждом! Силища! Зато каждые сутки на элеватор и на глубинку этот совхоз сдавал больше ста тысяч пудов зерна!

«В будущем году во всех хозяйствах создадим такие отряды», — решает Павлов. В эти дни он убедился и в другом: ночные работы можно отменить. Балыков вместе с Быстровым не дают спать ни механизаторам, ни руководителям, а выработка на комбайн в полтора раза ниже, чем в «Сибиряке» и Березовском, поломок машин намного больше.

Слаженно идет работа и в «Сибиряке». Бригады там, правда, помельче — по пяти-шести комбайнов, но зато применены ползунковые волокуши.

Вот движется комбайн с тремя большими звездами на бункере — знак того, что три сотни гектаров уже убрано. Две девушки, ловко орудуя вилами, утрамбовывают солому в копнителе. Наполнился копнитель — девушки сваливают солому, но не на стерню, как обычно, а на прицепленную к копнителю волокушу. Через некоторое время еще раз копнитель сбросил копну на волокушу, потом еще. А на краю полосы небольшая задержка, чтобы высвободить ползунковую волокушу и копнитель. И на поле сразу чисто, хоть сейчас же паши зябь.

Хотя не все гладко было и в эту уборку — ломались машины, две недели держала непогода, — но Павлов чувствовал: уборка шла организованней, чем когда-либо. И труд дронкинских хлеборобов увенчался новым большим успехом: одиннадцать миллионов пудов зерна сдано в закрома государства, скот колхозов и совхозов полностью обеспечен на зиму своими концентратами, неплохо оплачен трудодень — кроме денег, еще и по два-три килограмма пшеницы.

Перед октябрьскими праздниками Несгибаемый приехал к Павлову со своими новыми анализами и расчетами.

— От горожан, Андрей Михайлович, надо отказываться, — начал он, положив перед Павловым лист бумаги с цифрами. — Видите, что получается? Восемьсот шестьдесят тысяч выплатили мы горожанам, чтобы компенсировать пятьдесят процентов их заработка по месту постоянной работы. А с расходами по перевозке и жилью — миллион! Да столько же выплатят им свои заводы и учреждения. Вот и два миллиона! На эти деньги сколько новых домов можно бы в совхозе построить! Полсотни двухквартирных. А нам добавить бы сотни полторы трудоспособных — мы от горожан отказались бы совсем. Только комбайнеров человек сорок… Но с механизаторами у нас все ясно.

— Домов столько в один год не построишь.

— Может, и построили бы, но на этот год нам на жилье дали только двести тысяч. А будь у нас свободные квартиры, появились бы и жители… Но тут, Андрей Михайлович, и о другом приходится пораздумать.

И Несгибаемый заговорил о том, о чем когда-то Павлову говорил Савелий Петрович: о жителях районного центра. Он ставил вопрос так: в райцентре две с половиной тысячи трудоспособных. Если бы тысячу из них в разгар уборки на две недели посылать на помощь колхозам и совхозам района, с городских предприятий можно бы людей и не брать. И дальше: почему рабочие заводов могут научиться водить комбайн, а жители райцентра — рабочие промкомбинатов, мелких мастерских не могут с таким же успехом заниматься на вечерних курсах и стать механизаторами?

Несгибаемый поднял очень важный вопрос. Через несколько дней секретари учрежденческих партийных организаций райцентра представили Павлову списки желающих изучать механизацию без отрыва от производства. Больше трехсот человек! А в минувшую страду райком просил о присылке в хозяйства района 270 недостающих механизаторов…

Но самому Павлову пришлось уезжать из Дронкинского района.

В начале 1959 года в Дронкино приехал Смирнов, спросил Павлова:

— Очень любишь свой район?

— Очень…

— А, видимо, придется расстаться с районом. Хотим рекомендовать пленуму избрать тебя секретарем обкома по сельскому хозяйству. А на твое место в райкоме — Несгибаемого…

Смирнов в тот же день вызвал Несгибаемого в райком и в присутствии Павлова повел речь о новой работе.

Несгибаемый запротестовал:

— Прошу мою кандидатуру и не выдвигать. Какой из меня секретарь! Я хозяйственник до мозга костей…

Но, когда понял, что его аргументы не очень убедительны, заговорил совсем иначе:

— Если уж так, то нужно подумать и о втором секретаре, — начал он. — Андрей Михайлович — человек немножко мягковатый… деликатный… — Несгибаемый глянул на Павлова — не обиделся ли? — Он из-за своей большой интеллигентности терпел Быстрова, хотя тот мало чем помогал ему. С такими помощниками, как Быстров, работать трудно. Ему где-нибудь в школе… Человек он грамотный, но в руководители в наше время он не годится…