Юрий Цыганков-Серебряков - Сын эпохи

Алексей возглавляя группу таких же непримиримых, как он сам, односельчан, уводил их на работу на ближайшие шахты.

Всякий раз, получив заработанные деньги, они возвращаются в село и после короткого отдыха снова отправляются на поиски работы.

Завтра, ранним утром, Алексей уведёт товарищей в Лисий буерак, а сегодня, поздним вечером, сидит с Галей у плетня на им же сколоченной лавке. Из-за тёмного леса медленно выплывает большой, пока ещё бледный, диск луны. Галя не сводит с него своих глаз.

— Праздник большой скоро, — чуть слышно произносит Галя.

— Какой это?

— Петра и Павла. Петров день. С Петрова дня начинают темнеть ночи. Девки с вечера в поле пойдут, солнце караулить. Песни про любовь до рассвета петь будут, про измену, — Галя покосилась на Алексея, — про тоску.

Алексей обнял Галю. — Жалеешь, что рано замуж вышла?

— Нет, Алёша, — Галя склонила голову на плечо мужа, — нет, не жалею. Мне хорошо с тобой. Просто вспомнилось, как костры жгли, всю ночь гуляли. Весело было. — И, помолчав, добавила, — не уходи, Лёша, побудь дома, со мной.

— Нельзя, Галочка, нельзя. Хлопцы собрались. Верят они мне. Не поведу в этот раз, хозяин шахты других наймёт.

В Петров день сошлись и съехались к Данилкиным ближние и дальние родственники. Наступил конец Петровского поста, и Данилкины устроили, как водится, праздничное застолье. В таком застолье участвуют только женатые и старики.

— Кум Тихон, что это Алексея не видно?

— На шахтах он, — ответил глава семейства. — На Петров день обещался быть, да вот, что-то нету.

— Не случилось бы что, — перекрестилась на образа Евдокия Семёновна. — Спаси и сохрани нас, Царица небесная, заступница наша.

— Ну, будет тебе, будет! — оборвал её Тихон Харитонович.

— Работал бы дома, помощником тебе бы каким был! Нет же, дались ему эти шахты.

— Полынины пришли?

— Евдоким с кумом на подворье, трубки курят, а сваха у Гали.

Галя с утра не выходила из своей комнаты.

Вошла Мария Трофимовна, мать Гали, и, стараясь не привлекать внимания мужиков, зашептала на ухо Евдокии Семеновне:

— Сваха, готовь тёплой воды, а я быстренько сбегаю за Марковной.

Евдокия всплеснула руками. — Да ведь нет её, Марковны! Нет! Вчера ещё к куме ушла, сама видела, я с ней ещё говорила!

— Как это ушла? — оторопела Мария Трофимовна. — Что ж теперь делать?

— Постой, постой! Я Настю пошлю. Настя! Настя! Беги быстро к Алексеевне да скажи, чтобы немедля здесь была!

— Что сказать-то? Что надо?

— Беги, беги! Скажи, чтоб здесь была!

Тихон Харитонович, глядя на женщин, что-то смекнул, вздохнул глубоко, крепко сжал губы, и вышел на подворье. На душе отчего-то стало неспокойно.

— Надо же, — сказал он самому себе, покачивая головой, — надо же!

Весь день с высокого безоблачного голубого неба льётся знойная лавина июльского степного солнца. Горячий воздух неподвижен. Серая лента дороги тянется от горизонта к горизонту. По дороге скорее бредут, нежели идут, в одиночестве, парами и небольшими группами по двенадцать изнурённых жарой молодых людей. Получив расчёт на шахте, они возвращаются в село, чтобы через неделю-другую снова уйти на заработки. Устали. Перед глазами, по обе стороны дороги, степь бесконечная, однообразная, серая. Лишь кое-где, как видение, как мираж, два-три деревца, да зелёный островок терновника, и снова степь, степь без конца и края.

— Алексей, — нарушил молчание Фёдор Осыка, — в последнее время мы заметили, что ты вроде бы меняться стал. Замкнулся что ли, куда-то после работы ходишь, чего-то нам не договариваешь.

Алексей усмехнулся в усы и поправил прядь своих волос.

— До баби вш ходе! — хохотнул Васыль Овчаренко.

— До бабы? — Не-е-ет, — серьезно ответил Алексей, — я от своей Гали никуда, ни к кому не хожу.

— Это ты до бабы ходишь! — съязвил Васылю Яков Осыка, брат Фёдора.

— До яко!? — изумился Овчаренко, нисколько не обидевшись на Якова. — До Фроськи? Та то ж я не до не! ходжу, а по самогон! Самогон в не! добрячий! Ну, справдь ну, як ото тобi небо!

— Пекучий, что ли? — засмеялся Егор Коваленко. Егор хорошо знал слабость Васыля к самогону.

— Та нi, чистий! Голубий!

— Лёша, если, конечно, не нашего ума дело, — вернулся к начавшемуся разговору Фёдор, — тогда, конечно.

— Почему не вашего? Вполне вашего, — ответил Данилкин.

— Что-что? — встрепенулся Макар Хлякин, до этого не принимавший участие в разговоре Осыки и Данилкина, — новая байка? Смешная?

— Какая там байка! Слушай, что Алексей говорит.

— Мы на этой шахте не первый раз. Местные присмотрелись к нам, мы им показались надёжными ребятами, вот они и пригласили меня к себе в культурно-просветительное общество.

— Какое общество?

— Культурно-просветительное.

— Это что такое?

— Это? Это нелегальный центр социал-демократов.

— Кого, кого?

— Социал-демократов.

— А ты что там делаешь? — заинтересовались шедшие рядом.

— Там, в центре, социал-демократы подготавливают сознание рабочих к защите своих прав.

— Как это «подготавливают»?

— Читают запрещённые книжки, газеты, лекции.

— Ты нам об этом никогда ничего не говорил.

— Не всё сразу. — Алексей остановился. — Не всё сразу. На счету этого центра есть серьёзные социальные победы. Это и продолжительность рабочего дня, и ссудо-сберегательная касса, и читальня.

— Ух, ты! — выдохнул Макар Хлякин.

— А в нашем селе ничего такого нет.

— Конечно нет. Откуда ему взяться! Главным условием зарождения такого центра является наличие рабочего класса.

— Хлопцы, а мы кто? Мы кто? — выкрикнул Егор Коваленко.

— Як от прийдемо до села — селяни, а як от будемо до шахти — шахтарi — разъяснил Егору Васыль Овчаренко.

— Лёша, — сказал Федор Осыка, — а можем мы у себя создать такой центр?

— Я думал об этом, — коротко ответил Алексей. — Но у нас нет ядра. Рабочего класса.

День пошёл на убыль, солнце — на отдых. Яркий золотисто-жёлтый закат, не предвещающий на завтра перемену погоды, разыгрался перед взором идущих.

До села оставалось неполных семнадцать вёрст.

— Може, спочинемо? Сьогоднi вже засвiтло не дойдемо — Овчаренко с надеждой глянул в сторону Данилкина. Васыль, конечно же, устал, как и все остальные, но дисциплина у Алексея была крепкая.

— В самом деле, Лёша, отдохнём, а? Завтра, на рассвете, по холодку пойдём, — поддержал Васыля Фёдор Осыка.

— Ну ладно! — согласился Алексей. — Идём! — и первый свернул с дороги к копне свежескошенного сена.

От этого места по степи вилась узенькая тропинка к знакомому хутору, который приютился в низине у плоской балки. Но желающих идти на постой к хуторянам не нашлось, так все и решили заночевать под открытым небом.