Антуан Сент-Экзюпери - Цитадель

Вот мы и нарабатываем его нашими беседами.

... -- Что кроется за этими событиями? -- спросили моего отца.

-- Картина, которую я творю, -- ответил отец.

Ты всегда забываешь о времени. За то время, пока ты доверял фальшивой сенсации, она уже в чем-то определила тебя, трудилась, как зерно, пустила корни. Ты разуверился в ней, но расти уже будешь по-другому. Вот я убедил тебя в чем-то, и сколько ты нашел подтверждений моей правоты, совпадающих фактов, красноречивых подробностей. Я предупредил: жена тебе неверна. И ты увидел: она кокетлива, и это правда. Уходит из дома, когда вздумается, что тоже правда, хотя до сих пор ты всего этого не замечал. Затем я скажу, что все выдумал, но моя выдумка "пошла тебе на пользу: она была новой точкой зрения и открыла тебе глаза на реально существующие факты.

Я сказал: горбуны переносят чуму. Ты ужаснулся, сколько вокруг горбатых. Раньше ты не замечал их. И чем дольше ты мне будешь верить, тем чаще будешь замечать горбунов. В конце концов ты узнаешь, сколько увечных живет у нас в городе. Ничего другого я не хотел.

CLXVI

-- Я в ответе за каждый шаг каждого человека, -- говорил отец.

-- Но у тебя есть предатели и трусы, -- возразили ему. -- Что же, ты трусишь и предаешь?

-- Да, моей трусостью трусит трус. И моим предательством предает предатель.

-- Как ты можешь предать сам себя?

-- Факты я представил некой картиной, они не согласились с ней, картина моя, я за нее в ответе, я сделал ее явью, а она убедила их в правоте моего врага. Значит, я сослужил службу своему врагу.

-- А каким образом ты оказался трусом?

-- Трусит тот, -- отвечал отец, -- кто отказывается идти вперед, чувствуя, что беззащитен. Трус кричит: "Река уносит меня!" Смелый чувствует свои мускулы и плывет.

Я называю трусом и предателем того, -- заключил отец, -- кто винит других за ошибки и жалуется, что враг слишком силен.

Никто не понял его.

-- Как-никак, есть множество обстоятельств, и за них мы никак отвечать не можем... -- сказали ему.

-- Нет, таких не существует, -- сказал отец.

Отец взял одного из гостей за руку и подвел к окну:

-- Скажи, что тебе напоминает это облако? Гость долго присматривался.

-- Спящего льва, -- наконец сказал тот.

-- Покажи его своим друзьям.

Друзья гостя полюбовались в окно на спящего льва, которого тот показал им.

Потом отец отвел их всех в сторону и позвал к окну совсем другого человека.

-- На что похоже это облако? -- спросил он. Гость долго всматривался в него.

-- На улыбающееся лицо, -- наконец сказал он.

-- Покажи его своим друзьям.

И друзья увидели улыбающееся лицо, на которое показали им пальцем.

Затем отец собрал всех гостей вместе и предложил:

-- Поговорите-ка об облаке, что висит за окном. И гости ожесточенно заспорили: так очевидно для одних было улыбающееся лицо, а для других -спящий лев.

-- Факты, -- сказал отец гостям, -- бесформенны, словно облако; вожатый, ваятель, мыслитель придает им форму. Формы все одинаково достоверны.

-- Относительно облака мы с тобой согласны, -- отвечали ему, -- но относительно жизни... Утром на поле боя ты видишь, что войско твое ничтожно по сравнению с армией противника. Разве в твоей власти изменить ход битвы?

-- В моей, -- отвечал отец. -- Облако занимает пространство; события, факты -- время. Если я озабочен, чтобы моя картина мира восторжествовала, я должен печься, чтобы время ей шло на пользу. Я не изменю того, что свершится к вечеру, но завтрашнее дерево вырастет из моего семечка. А оно есть уже и сегодня. Создавать не означает тотчас воспользоваться уловкой, которую тебе подбросил случай и благодаря которой ты победишь. У твоей победы не будет будущего. Созидание не морфий, что избавляет от боли, но не излечивает болезнь. Создать -- значит сделать победу или выздоровление неизбежностью, как неизбежно тянется вверх дерево.

Но гости не понимали его.

-- Логика событий... Отец мой разъярился.

-- Тупицы! -- рявкнул он. -- Холощеный скот! Историки! Логики! Критики! Вы похожи на трупных червей, вам никогда не понять, что такое жизнь!

Он повернулся к премьер-министру:

-- Король, наш сосед, надумал объявить нам войну. Мы не готовы к ней. Создать, сотворить -- вовсе не значит за один день собрать войско, которого нет. Надеяться на это -- ребячество. Нужно создать в короле-соседе того, кто захотел бы нашей любви.

-- Не в моей власти сделать это.

-- Я знаю одну певицу, -- продолжал отец. -- Когда я устаю от тебя, я всегда думаю о ней. Как-то вечером она пела нам об отчаянии преданного и нищего влюбленного, что не смеет признаться в своей любви. Я видел: наш главнокомандующий плакал. Хотя он богат, спесив и насилует девиц без счета. На десять минут она превратила его в робкого ангела, и он пережил все муки застенчивости.

-- Я не умею петь, -- ответил премьер-министр.

CLXVII

Затеяв спор, ты невольно огрубляешь человека.

Например, народ сплочен вокруг своего короля. Король ведет свой народ к цели, но тебе кажется, что она недостойна человека. И ты вступаешь в спор с королем.

Многих ты убедил в своей правоте, но они кормятся службой королю. И пока не появился ты со своей точкой зрения, у них была своя, и, с их точки зрения, можно было любить короля или терпеть. Ты поднял их на самих себя, против хлеба для их детей.

Большинство из них последует за тобой, но с усилием, не чувствуя себя вправе посягать на короля, поскольку есть основания и любить его, и терпеть: ведь и в самом деле, долг этих людей -- кормить свое потомство, а когда колеблешься между одним долгом и другим, на сердце неспокойно. Когда человека одолевают сомнения, руки у него опускаются. Разъедаемый противоречиями, он садится и сидит, дожидаясь, когда же они минуют, так и умирает среди тех же противоречий. А если ты еще и прибавишь противоречий своим согражданам, они с тоской будут ложиться вечером в свою постель и с отвращением вставать. (Воодушевляет освобождение от пут. Освободить человека -- значит помочь ему себя выразить и принять. Значит научить его языку, который будет сродни замковому камню свода и откроет ему единую суть во всех его разноречивых устремлениях.)

Кое-кто не последует за тобой вовсе. И будут вынуждены оправдаться в собственных глазах, ибо обличаешь ты короля отнюдь не без оснований. Ты принудишь их найти другие основания, которые будут способны потягаться с твоими. Такие всегда найдутся, ибо рассудок ведешь ты -- и ведешь, куда захочешь. Тебя ведет только дух. И вот они все определили, сформулировали и создали себе прочную броню из доводов, тебе теперь к ним не подобраться.

И короля, что и думать о тебе не думал, ты подвиг на действия. Он призвал сказителей, историков, логиков, учителей, казуистов и толкователей со всех концов своего царства. Тебя перетолковали, исказили и превратили в отвратительное чудовище, ибо что-что, а это всегда возможно. Обнародовали твою низость, потому что всегда возможно и это. И возникла еще одна категория людей -- прочитав о тебе, они не знали, что и думать, но, будучи людьми добросовестными, порядочными, они поверили портрету, созданному логиками, портрету, на который ты напросился. Их затошнило от отвращения, и они сплотились вокруг короля. Король вновь обрел для них достоинство истины.