Мигель Сервантес - Странствия Персилеса и Сихизмунды

Слова Рутилио заставили Клодьо призадуматься, и, оставив его в состоянии задумчивости, автор великой этой истории на том заканчивает настоящую главу.

Глава шестая

Каждому было с кем поделиться своими мыслями: Поликарпу - со своей дочерью, Клодьо - с итальянцем Рутилио; один лишь недоверчивый Периандр делился ими с самим собой, а между тем речи Ауристелы породили в нем столько дум, что он не знал, кто бы мог ему облегчить душевную его тяжесть.

- Господи! Да что же это такое! - говорил он сам с собой. - Ауристела, как видно, лишилась рассудка. Она моя сваха! Как могла она позабыть наш уговор? Что мне за дело до Синфоросы? Какие царства и какие сокровища принудят меня оставить сестру мою Сихизмунду? Я бы тогда перестал быть Персилесом.

Произнеся это имя, он закусил губу, оглянулся по сторонам и, только когда уверился, что никто его не подслушивает, продолжал:

- Вне всякого сомнения, Ауристела меня ревнует, а ведь поселить в любящем сердце ревность способны и воздух, и солнце, и даже земля! О моя владычица! Помысли о том, что ты делаешь! Не умаляй своих достоинств и своего пригожества, меня же не лишай права гордиться твердостью моих намерений, коих твердость и благородство сковали мне драгоценный венец верного любовника. Да, Синфороса прекрасна, богата и родовита, однако ж в сравнении с тобой она безобразна, бедна и худородна. Прими в рассуждение, госпожа моя, что любовь зарождается и вспыхивает в сердцах наших либо по влечению, либо по предопределению судьбы. Если по предопределению судьбы, то такая любовь неизменна, а если по влечению, то она либо растет, либо убывает в зависимости от того, идут на убыль или же, напротив, развиваются в нашем предмете те качества, которые нас в нем прельщают и привлекают. Все это истинная правда; о себе же я могу сказать, что моя любовь безгранична и неизъяснима. Я люблю тебя чуть не с пелен - значит, таково было предопределение судьбы. Чем старше я становился и чем больше входил в разум, тем лучше узнавал тебя, в тебе же все резче означались черты, за которые не любить тебя невозможно. Я видел эти черты, я любовался ими, я все ближе с ними знакомился, я запечатлел их в душе своей, и наконец твоя и моя душа образовали столь неразрывное и нерасторжимое целое, что даже смерти лишь ценой невероятных усилий удастся разобщить нас. Так оставь же в покое, радость моя, всяких там Синфорос, не указывай мне на других - как, мол, они хороши собой - и не соблазняй меня империями и монархиями, пусть по-прежнему звучит в ушах моих отрадное для моего слуха слово "брат", которое я всегда от тебя слышу. Все, что я сейчас говорю наедине с самим собою, я хотел бы повторить тебе в тех же самых выражениях, как они сложились в моей душе, но это невозможно, ибо от пламени очей твоих, в особенности от пламени гневного, мгновенно померкнет взор мой и онемеют уста мои. Лучше я напишу тебе письмо: слова будут все те же, но письмо ты сможешь читать и перечитывать и сможешь всякий раз убеждаться в совершенной моей искренности и в непререкаемой моей преданности, в чистоте и нелицемерности моего чувства. Итак, я решаюсь писать к тебе.

Мысль о письме несколько успокоила Периандра: он полагал, что перо мудрее уст и что оно лучше выразит все, что у него на душе.

Итак, оставим Периандра за писанием письма и послушаем, о чем говорят между собой Синфороса и Ауристела; надобно заметить, что Синфороса, сгорая от нетерпения узнать ответ Периандра, постаралась увидеться с нею наедине с тем, чтобы, между прочим, уведомить ее о намерениях своего отца, в согласии же Ауристелы она ни минуты не сомневалась: она держалась того взгляда, что богатство и власть редко кого не соблазняют, а уж про женщин и говорить, мол, не приходится, оттого что женщины в большинстве своем от природы алчны, честолюбивы и тщеславны.

Увидев Синфоросу, Ауристела не очень обрадовалась ее приходу: ей нечего было сказать Синфоросе - ведь она больше с Периандром не виделась. Однако ж Синфороса, прежде чем заговорить о своем деле, заговорила о деле своего отца: она надеялась, что этою вестью она осчастливит и купит Ауристелу, осуществление же ее мечтаний всецело зависело, по ее мнению, от Ауристелы. Того ради она повела с ней такую речь:

- Господь тебя возлюбил, прекрасная Ауристела, я в том уверена. Сколько я могу судить, он хочет излить на тебя щедроты неисчислимые. Король, мой отец, тебя обожает и велел сказать тебе, что намерен взять тебя в жены. Если же ты изъявишь согласие, а я ему твое согласие передам, то он обещает на радостях выдать меня замуж за Периандра. Итак, Ауристела, ты королева, Периандр - мой, тебя окружает довольство, и пусть седины отца моего не дадут удовлетворения твоему чувству, зато ты будешь испытывать удовлетворение от одного сознания своей власти, от одной мысли, что вассалы твои послушно исполнят любую твою прихоть. Я уже тебе много наговорила, подруга моя и госпожа, тебе же предстоит много для меня сделать, ибо от людей, великого душевного благородства исполненных, ничего, кроме великой благодарности, ожидать не должно. Отныне пусть на нас с тобой все смотрят как на любящих свойственниц, как на искренних приятельниц, и так оно и будет, если только твое благоразумие тебе не изменит. Ну, так скажи мне, что ответил тебе твой брат на твои слова обо мне. Признаюсь, я уверена в ответе благоприятном, ибо безрассуден был бы тот, кто не отнесся бы к твоему совету, как к совету оракула.

На это ей Ауристела ответила так:

- Брат мой Периандр, будучи знатным кавальеро, наделен чувством признательности; благодаря же своим странствиям он сделался человеком весьма дальновидным, ибо когда человек много видит и многому научается, то это развивает его ум. Испытания, ниспосланные мне и моему брату, научили нас ценить покой. Ты, сколько я себе представляю, сулишь нам именно тот покой, в котором мы ощущаем потребность, однако Периандр до сих пор ответа мне не дал, так что я ничего утешительного, равно как и ничего неутешительного, сообщить тебе не могу. Прелестная Синфороса! Дозволь времени немного повременить, а нам предоставь возможность постигнуть всю благодетельность твоих обещаний, дабы, когда они будут претворены в жизнь, мы смогли лучше их оценить. Есть такие поступки, которые совершаются только однажды, и если ты в этот раз допустишь оплошность, то уж во второй раз не поправишь, ибо этот второй раз для них не наступает. К такого рода предприятиям относится брак. Вот почему, прежде чем на подобный шаг решиться, необходимо все хорошенько обдумать. Впрочем, мне кажется, ты можешь считать, что мы все уже обдумали; мечты твои, вернее всего, сбудутся, я же, видимо, последую твоим советам и обещаниями твоими прельщусь. Позови же, сестрица, ко мне Периандра - я хочу поскорей расспросить его, а затем поведать тебе радостную весть, заодно же мне нужно с ним посоветоваться о моем деле: ведь он мой старший брат, которого я обязана слушаться и почитать.